— Нет! — крикнул Монтэг.

Он сдвинул предохранитель огнемёта. Быстрый взгляд Биттизадержался на пальцах Монтэга, глаза его чуть-чуть расширились. Монтэг прочёл вних удивление. Он сам невольно взглянул на свои руки — что они ещё натворили?Позже, вспоминая всё, что произошло, он никак не мог понять, что же, в концеконцов, толкнуло его на убийство: сами ли руки или реакция Битти на то, что этируки готовились сделать? Последние рокочущие раскаты грома замерли, коснувшисьлишь слуха, но не сознания Монтэга.

Лицо Битти расползлось в чарующе-презрительную гримасу.

— Что ж, это недурной способ заставить себя слушать.Наставьте дуло пистолета на собеседника, и волей-неволей, а он вас выслушает.Ну, выкладывайте. Что скажете на этот раз? Почему не угощаете меня Шекспиром,вы, жалкий сноб? «Мне не страшны твои угрозы, Кассий. Они, как праздный ветер,пролетают мимо. Я чувством чести прочно ограждён». Так, что ли? Эх вы,незадачливый литератор! Действуйте же, чёрт вас дери! Спускайте курок!

И Битти сделал шаг вперёд.

— Мы всегда жгли не то, что следовало… — смог лишьвыговорить Монтэг.

— Дайте сюда огнемёт. Гай, — промолвил Битти с застывшейулыбкой.

Но в следующее мгновение он уже был клубком пламени,скачущей, вопящей куклой, в которой не осталось ничего человеческого,катающимся по земле огненным шаром, ибо Монтэг выпустил в него длинную струюжидкого пламени из огнемёта. Раздалось шипение, словно жирный плевок упал нараскалённую плиту, что-то забулькало и забурлило, словно бросили горсть соли наогромную чёрную улитку и она расплылась, вскипев жёлтой пеной. Монтэгзажмурился, закричал, он пытался зажать уши руками, чтобы не слышать этихужасных звуков. Ещё несколько судорожных движений, и Битти скорчился, обмяк,как восковая кукла на огне, и затих.

Два других пожарника стояли, окаменев, как истуканы.

С трудом подавляя приступ дурноты, Монтэг направил на нихогнемёт.

— Повернитесь! — приказал он.

Они послушно повернулись к нему спиной, пот катился градомпо их серым, как вываренное мясо, лицам. Монтэг с силой ударил их по головам,сбил с них каски, повалил их друг на друга. Они упали и остались лежатьнеподвижно.

Лёгкий шелест, как будто слетел с ветки сухой осенний лист.

Монтэг обернулся и увидел Механического пса. Появившисьоткуда-то из темноты, он успел уже пробежать через лужайку, двигаясь так легкои бесшумно, словно подгоняемое ветром плотное облачко чёрно-серого дыма.

Пёс сделал прыжок — он взвился в воздухе фута на три вышеголовы Монтэга, растопырив паучьи лапы, сверкая единственным своим зубом —прокаиновой иглой. Монтэг встретил его струёй пламени, чудесным огненнымцветком, — вокруг металлического тела зверя завились жёлтые, синие и оранжевыелепестки, одевая его в новую пёструю оболочку. Пёс обрушился на Монтэга,отбросил его вместе с огнемётом футов на десять в сторону, к подножью дерева,Монтэг почувствовал на мгновение, как пёс барахтается, хватает его за ногу,вонзает иглу, — и тотчас же пламя подбросило собаку в воздух, вывернуло еёметаллические кости из суставов, распороло ей брюхо, и нутро её брызнуло во всестороны красным огнём, как лопнувшая ракета.

Монтэг лёжа видел, как перевернулось в воздухе, рухнулоназемь и затихло это мёртвое и вместе с тем живое тело. Казалось, пёс и сейчасещё готов броситься на него, чтобы закончить смертоносное впрыскивание,действие которого Монтэг уже ощущал в ноге. Его охватило смешанное чувствооблегчения и ужаса, как у человека, который только-только успел отскочить всторону от бешено мчащейся машины, и она лишь чуть задела его крылом. Он боялсяподняться, боялся, что совсем не сможет ступить на онемевшую от прокаина ногу.Оцепенение начинало разливаться по всему его телу…

Что же теперь делать?..

Улица пуста, дом сгорел, как старая театральная декорация,другие дома вдоль улицы погружены во мрак, рядом — останки механического зверя,дальше — Битти, ещё дальше — двое пожарных и Саламандра… Он взглянул наогромную машину. Её тоже надо уничтожить…

«Ну, — подумал он, — посмотрим, сильно ли ты пострадал.Попробуй встать на ноги! Осторожно, осторожно… вот так!»

Он стоял, но у него была всего лишь одна нога. Вместо другойбыл мёртвый обрубок, обуглившийся кусок дерева, который он вынужден был таскатьза собой, словно в наказание за какой-то тайный грех. Когда он наступал на неё,тысячи серебряных иголок пронзали ногу от бедра до колена. Он заплакал. Нет,иди, иди! Здесь тебе нельзя оставаться!

В домах снова зажигались огни. То ли людям не спалось послевсего, что произошло, то ли их тревожила необычная тишина, Монтэг не знал.Хромая, подпрыгивая, он пробирался среди развалин, подтаскивая рукамиволочащуюся больную ногу, он разговаривал с ней, стонал и всхлипывал,выкрикивал ей приказания, проклинал её и молил — иди, иди, да иди же, ведьсейчас от этого зависит моя жизнь! Он слышал крики и голоса в темноте. Наконецон добрался до заднего двора, выходившего в глухой переулок.

«Битти, — думал он, — теперь вы больше не проблема. Вывсегда говорили: „Незачем решать проблему, лучше сжечь её“. Ну вот я сделал ито и другое. Прощайте, брандмейстер».

Спотыкаясь, он заковылял в темноте по переулку.

Острая боль пронизывала ногу всякий раз, как он ступал нанеё, и он думал: дурак, дурак, болван, идиот, чёртов идиот, дурак проклятый…Посмотри, что ты натворил, и как теперь всё это расхлёбывать, как?

Гордость, будь она проклята, и гнев — да, не сумел сдержатьсебя и вот всё испортил, всё погубил в самом начале. Правда, столько навалилосьна тебя сразу — Битти, эти женщины в гостиной, Милдред, Кларисса. И всё же неттебе оправдания, нет! Ты дурак, проклятый болван! Так выдать себя!

Но мы ещё спасём то, что осталось, мы всё сделаем, чтоможно. Если уж придётся гореть, так прихватим кое-кого с собой.

Да! Он вспомнил о книгах и повернул обратно. Надо их взять.На всякий случай.

Он нашёл книги там, где оставил их, — у садовой ограды.Милдред, видно, подобрала не всё. Четыре ещё лежали там, где он их спрятал. Втемноте слышались голоса, вспыхивали огни. Где-то далеко уже грохотали другиеСаламандры, рёв их сирен сливался с рёвом полицейских автомобилей, мчавшихся поночным улицам.

Монтэг поднял книги и снова запрыгал и заковылял попереулку. Вдруг он упал, как будто ему одним ударом отсекли голову и оставилиодно лишь обезглавленное тело. Мысль, внезапно сверкнувшая у него в мозгу,заставила его остановиться, швырнула его наземь. Он лежал, скорчившись,уткнувшись лицом в гравий, и рыдал.

Битти хотел умереть.