— И вы не хотите помочь мне?

— Спокойной ночи. Спокойной ночи. Руки Монтэга протянулись кбиблии. Он сам удивился тому, что вдруг сделали его руки.

— Хотели бы вы иметь эту книгу?

— Правую руку отдал бы за это, — сказал Фабер.

Монтэг стоял и ждал, что будут делать дальше его руки. Иони, помимо его воли и желания, словно два живых существа, охваченных однимстремлением, стали вырывать страницы. Оторвали титульный лист, первую страницу,вторую.

— Сумасшедший! Что вы делаете? — Фабер подскочил как отудара. Он бросился к Монтэгу, но тот отстранил его. Руки Монтэга продолжалирвать книгу. Ещё шесть страниц упали на пол. Монтэг поднял их и на глазах уФабера скомкал в руке.

— Не надо! Прошу вас, не надо! — воскликнул старик.

— А кто мне помешает? Я пожарный. Я могу сжечь вас.

Старик взглянул на него.

— Вы этого не сделаете!

— Могу сделать, если захочу.

— Эта книга… не рвите её!

Фабер опустился на стул. Лицо его побелело как полотно, губыдрожали.

— Я устал. Не мучайте меня. Чего вы хотите?

— Я хочу, чтобы вы научили меня.

— Хорошо. Хорошо.

Монтэг положил книгу. Руки его начали разглаживать смятыестраницы. Старик устало следил за ним.

Тряхнув головой, словно сбрасывая с себя оцепенение, Фаберспросил:

— У вас есть деньги, Монтэг?

— Есть. Немного. Четыреста или пятьсот долларов. Почему выспрашиваете?

— Принесите мне. Я знаю человека, который полвека тому назадпечатал газету нашего колледжа. Это было в тот самый год, когда, придя ваудиторию в начале нового семестра, я обнаружил, что на курс лекций по историидрамы, от Эсхила до Юджина О'Нила, записался всего один студент. Понимаете?Впечатление было такое, будто прекрасная статуя изо льда тает у тебя на глазахпод палящими лучами солнца. Я помню, как одна за другой умирали газеты, словнобабочки на огне. Никто не пытался их воскресить. Никто не жалел о них. И тогда,поняв, насколько будет спокойнее, если люди будут читать только о страстныхпоцелуях и жестоких драках, наше правительство подвело итог, призвав вас,пожирателей огня. Так вот, Монтэг, у нас, стало быть, имеется безработныйпечатник. Мы можем отпечатать несколько книг и ждать, пока не начнётся война,которая разрушит нынешний порядок вещей и даст нам нужный толчок. Несколькобомб — и все эти «родственники», обитающие в стенах гостиных, вся эта шутовскаясвора умолкнет навсегда! И в наступившей тишине, может быть, станет слышен нашшёпот. Глаза обоих были устремлены на книгу, лежащую на столе.

— Я пытался запомнить, — сказал Монтэг. — Но, чёрт! Стоитотвести глаза, и я уже всё забыл. Господи, как бы мне хотелось поговорить сбрандмейстером Битти! Он много читал, у него на всё есть ответ, или так, покрайней мере, кажется. Голос у него, как масло. Я только боюсь, что он уговоритменя и я опять стану прежним. Ведь всего неделю назад, наполняя шлангкеросином, я думал: чёрт возьми, до чего же здорово!

Старик кивнул головой:

— Кто не созидает, должен разрушать. Это старо как мир.Психология малолетних преступников.

— Так вот, значит, кто я такой!

— В каждом из нас это есть.

Монтэг сделал несколько шагов к выходу.

— Вы не можете как-нибудь мне помочь, когда я сегоднявечером буду разговаривать с брандмейстером Битти? Мне нужна поддержка. А токак бы мне не захлебнуться, когда он станет изливать на меня потоки своихречей.

Старик ничего не ответил и снова бросил беспокойный взглядна дверь спальни. Монтэг заметил это.

— Ну так как же?

Старик глубоко вздохнул. Закрыв глаза и плотно сжав губы, онещё раз с усилием перевёл дыхание. С его губ слетело имя Монтэга.

Наконец, повернувшись к Монтэгу, он сказал:

— Пойдёмте. Я чуть было не позволил вам уйти. Я в самом делетрус. И старый дурак.

Он растворил дверь спальни. Следом за ним Монтэг вошёл внебольшую комнату, где стоял стол, заваленный инструментами, мотками тончайшей,как паутина, проволоки, крошечными пружинками, катушками, кристалликами.

— Что это? — спросил Монтэг.

— Свидетельство моей страшной трусости. Я столько лет жилодин в этих стенах, наедине со своими мыслями. Возиться с электрическимиприборами и радиоприёмниками стало моей страстью. Именно эта трусость и в то жевремя мятежный дух, подспудно живущий во мне, побудили меня изобрести вот это.

Он взял со стола маленький металлический предметзеленоватого цвета, напоминающий пулю небольшого калибра.

— Откуда я взял на это средства, спросите вы? Ну, понятно,играл на бирже. Это ведь последнее прибежище для опасномыслящих интеллигентов,оставшихся без работы. Играл на бирже, работал над этим изобретением и ждал.Полжизни просидел, трясясь от страха, всё ждал, чтобы кто-нибудь заговорил сомной. Сам я не решался ни с кем заговаривать. Когда мы с вами сидели в парке ибеседовали — помните? — я уже знал, что вы придёте ко мне, но с факелом липожарника или за тем, чтобы протянуть мне руку дружбы, — вот этого я не могсказать наперёд. И этот маленький аппарат был уже готов несколько месяцев томуназад. А всё-таки я чуть было не позволил вам уйти. Вот какой я трус.

— Похож на радиоприёмник «Ракушку».

— Но это больше, чем приёмник. Мой аппарат слушает! Если вывставите эту пульку в ухо, Монтэг, я могу спокойно сидеть дома, греть в теплесвои напуганные старые кости и вместе с тем слушать и изучать мир пожарников,выискивать его слабые стороны, не подвергаясь при этом ни малейшему риску. Ябуду, как пчелиная матка, сидящая в своём улье. А вы будете рабочей пчелой,моим путешествующим ухом. Я мог бы иметь уши во всех концах города, среди самыхразличных людей. Я мог бы слушать и делать выводы. Если пчёлы погибнут, меняэто не коснётся, я по-прежнему буду у себя дома в безопасности, буду переживатьсвои страх с максимумом комфорта и минимумом риска. Теперь вы видите, как малоя рискую в этой игре, какого презрения я достоин!

Монтэг вложил зелёную пульку в ухо. Старик тоже вложил в ухотакой же маленький металлический предмет и зашевелил губами:

— Монтэг! Голос раздавался где-то в глубине мозга Монтэга.

— Я слышу вас!

Старик засмеялся: — Я вас тоже хорошо слышу, — Фабер говорилшёпотом, но голос его отчётливо звучал в голове Монтэга.