Звонки брата возымели-таки действие. Когда он захотел меняпознакомить с племянницей, я твердо отказалась. Но пришлось поделиться с нимсвоим мнением обо всех высших учебных заведениях Москвы: племянница поступала винститут. Я посоветовала ей стать технологом пищевой промышленности.

— Если будет хорошо учиться, зарплата в две тысячидолларов ей обеспечена, — объясняла я брату своего водителя. — Этоочень перспективная профессия.

— А сколько нужно заплатить, чтобы поступить? —спросил он многозначительно.

Я торжествующе улыбнулась.

— Нисколько, — ответила я. — Этот институтпока не востребован.

Я все чаще стала забывать свой мобильный на работе. Онбеспокоился и обижался. Больной беспокоился тоже. В последнее время даже ихмама стала передавать мне приветы.

Я много узнала о детстве своего водителя. Оказывается, онродился с заячьей губой. В детстве его дразнили. У родителей не было денег наоперацию. Он хорошо учился, особенно по истории. Мечтал писать историческиероманы. Но в институт не поступил: брали только «блатных». А денег на взятку уродителей не было. Еще я узнала от заботливого брата, что денег у родителей небыло также на теплую одежду, поэтому он постоянно простужался; на цветы егодевушке, поэтому она его бросила… Словом, денег не было ни на что, отчего он иступил на ту дорожку, которая в итоге привела его под дула пистолетов (понимай:к нам в водители).

Если бы мы знали все эти печальные факты биографии водителя,мы бы наверняка его не взяли. Но он никогда не производил на меня впечатлениянесчастного человека. У него было полно девушек, мы ему хорошо платили, онвесело гонял на своей «шестерке» и за три года работы болел всего пару раз.Хотя, конечно, всего этого слишком мало для человека, который собирался писатьисторические романы.

А если бы он закрыл Сержа собой, их бы все равно убили.Только сначала его, а потом Сержа. Контрольным выстрелом.

* * *

Светлана родила. Мальчика, три килограмма пятьсот пятьдесятграммов. Оценка по десятибалльной шкале — 9 баллов.

Она поехала в больницу сама, чтобы лечь пораньше, на всякийслучай. Но в дороге начались схватки. Очень слабые. Поэтому ее, не торопясь,стали оформлять в приемном покое.

— Клизму будем делать? — спросила старенькаямедсестра.

— А можно не делать? — с надеждой поинтересоваласьСветлана.

Медсестра принесла горшок и поставила посередине комнаты.

— Только не тужься, — сказала она строго и вышла.

Задрав больничную рубашку, Светлана сидела на горшке, когдав приемную зашли практиканты.

— Здесь мы оформляем рожениц, — объяснила имженщина с властным взглядом и посмотрела на Светлану.

— Вы не тужитесь?

— Нет, — пробормотала Светлана. Десять пар глазизучающе уставились на нее. Она хотела встать и убежать, но горшок был полон, иона осталась сидеть, боясь расплакаться.

Практиканты ушли, старушка вернулась и отвела ее на второйэтаж, в предродовое отделение.

— Так… — пробормотал молодой доктор, листая еемедицинскую карту, — у вас кесарево планировалось?

Светлана кивнула.

— Но у вас открытие на три пальца. Вы сами родите, зачас максимум. Попробуем?

— Но у меня шейка… Загиб… Врач говорил, мне кесаревонужно делать, — слабо возразила Светлана.

— У всех шейка, — уверял доктор, — родите иглазом не моргнете. Договорились?

Светлана кивнула.

Через шесть часов схватки стали жестокими. Светлана плакалане переставая, ее подсоединили к двум капельницам.

— Сделайте мне укол в позвоночник! — умоляла она,когда боль отпускала на несколько секунд.

— Невозможно, миленькая, — объясняламедсестра, — эпидуральную анестезию нужно было делать раньше, а сейчас уженельзя.

— Я хочу кесарево! — кричала Светлана.

Ей говорили, что она вот-вот родит, но она все не рожала.

— Позовите моего врача! — рыдала она.

Но оказалось, его смена закончилась и он ушел домой.

Мимо Светланы две медсестры везли пустую каталку. Резкимдвижением Светлана вырвала иголки от капельниц из своих рук, проворно вскочилас постели, поддерживая руками огромный живот, и, надеясь успеть, пока схваткаотпустила, кинулась к каталке и вскарабкалась на нее под недоуменными взглядамимедсестер.

— Везите меня на кесарево! — скомандовалаСветлана, указывая пальцем на дверь операционной.

— Хулиганка! — возмутилась медсестра.

Боль опять накрыла Светлану, она сжалась, и слезы градомпосыпались из глаз.

Вторая медсестра привела врача.

— Думаю, надо делать кесарево, — спокойно сказалон, осмотрев роженицу. — Готовьте к операции.

В исколотые Светланины вены попала еще одна игла — игла соспасительным наркозом.

Через двадцать минут сын Сержа громким криком приветствовалмир.

— Мальчик. Живой, — буднично произнесла акушерка.

Светлана глубоко и безмятежно спала.

Я узнала, что у Сержа родился сын, на следующий день.Светлана позвонила мне сразу, как только ее привезли из реанимационногоотделения.

Я хотела купить цветы, но по дороге не попалось ни одногокиоска.

Я боялась этого ребенка. Вдруг он будет похож на Сержа?Наверняка будет.

Мне даже хотелось, чтобы был похож. Я вспомнила маленькуюМашу. Ее личико в роддоме давно стерлось из моей памяти, но были фотографии, ина этих фотографиях она была похожа на кусок свежего мяса. Если бы не огромныеголубые глаза. Маша родилась с шевелюрой. Интересно, сын Сержа лысый?

Я вспомнила, как Серж приехал за нами в роддом. Он страшноволновался и долго отказывался взять в руки тугой кулек с дочерью.

Если бы Серж был жив, сейчас бы он ехал в этот роддом. Ииспытывал бы те же чувства. Только теперь они были бы связаны не со мной и не сМашей. Смириться с этим было гораздо тяжелей, чем ехать сейчас к Светлане.

Я надела на сапоги клеенчатые бахилы и открыла дверь впалату.

Светлана лежала на кровати.

Непривычно было видеть ее небеременной. Увидев меня, оназаплакала.

— Какие ужасные роды, — всхлипывала она.

Я стояла в дверях.

— Где ребенок? — спросила я.

— Не знаю. Его приносят. Мне было так больно! Врачбросил меня и ушел домой, наркоз было делать нельзя…

— Успокойся, — сказала я. — Это просто нервы.Я поздравляю тебя с сыном.