Кира познакомилась с мужчиной в блестящей розовой рубашке истояла рядом с ним, поглаживая розовую Блонди и пытаясь сделать ей «паровоз».

Катя пересела за стол к одному из первых лиц «Веранды уДачи». Это был известный в Москве тусовщик. Он любил прикрыть свою лысинупричудливой шапочкой и отправиться в ночной клуб, производя на малолетоквпечатление тем, что знал наизусть слова всех песен еще с тех пор, как ониисполнялись впервые.

Уезжали все одновременно. Забывая платки, сумки, подарки,зажигалки и телефоны.

Официанты аккуратно все собирали, стараясь запомнить, что скакого стола. Они знали, что к вечеру им начнут звонить и требовать вернутьзабытое. Ценные вещи они сразу отдавали метрдотелю, а тот записывал именавладельцев. Официанты знали всех посетителей в лицо.

Перед выходом образовалась небольшая давка. Несколькогаишников пытались организовать движение. По случаю Нового года и щедрыхновогодних подарков от ресторана они не приставали к выпившим водителям сосвоими пробирками.

Все выпили слишком много, чтобы с грустью понять: праздник,к которому лихорадочно готовились целый месяц, закончился.

Мне позвонил мужчина, который представился братом моеговодителя.

В новогодние праздники я отдыхала, в офис ездила через деньи, если бы он не позвонил, спала бы до двух. Он позвонил в девять.

— Я не рано? — вежливо осведомился он.

— Нет, — сухо ответила я, соображая, что моглопроизойти.

Я не ездила в больницу недели три, но знала, что здоровьюводителя ничто не угрожает. Денег, которые я оставила в прошлый раз, должнобыло хватить еще дней на десять.

— Вы нас совсем забыли. — Его слова звучали какупрек.

— А что случилось? — Я села на кровати ипокосилась на открытую форточку. Вылезать из-под одеяла было холодно.

— Вы же знаете, он в таком тяжелом состоянии…

— Я могу помочь?

— Кроме вас, нам не к кому обратиться…

Его семья отталкивала меня почти полгода. Что изменилосьтеперь?

— Мы выписываемся, — объяснил он, —состояние, конечно, неудовлетворительное, но дома ему будет лучше.

— А что говорят врачи? — спросила я, думая промилицейскую охрану.

— Ну… они не против.

— Я вас поздравляю.

— Просто… сложности, которые в связи с этим…

— Говорите! — перебила я.

— Ему нужна сиделка, и квартира у нас, знаете ли,неподходящая, и еда ему сейчас особенная нужна…

У меня было впечатление, что он зачитывает по бумажке.

— Вы когда выписываетесь?

— Через три дня, — он ответил неуверенно, видимо,этот вопрос был еще не решен.

— Я приеду завтра в больницу. В три. Я повесила трубку.

Еще одна квартира?

Может, поселить их со Светланой?

Может, вообще ребенка себе забрать?

Может, уехать? В Куршевель! И пусть они сами продают пахту,и падают на пол под автоматами, и учатся чинить упаковочные линии, и…

Я свернулась калачиком под одеялом. Решила поспать. Вгостиной двигали мебель: мыли полы. Я накрылась одеялом с головой, но не успелазаснуть, как звон тарелок проник в мое убежище. Так просыпаешься где-нибудь вгостинице, если тебе дают номер над рестораном для завтраков. Только там этизвуки смягчает шум прибоя.

Я спустилась вниз, накинув халат.

— Уберите, пожалуйста, это все. — Не здороваясь, япоказала на ведра, швабры и тряпки, как всегда разложенные по всему дому.

Домработница вскинула на меня удивленные глаза.

— Я каждый день уезжаю из дома, — ледяным тономобъяснила я, — вы можете убирать, когда меня нет. А когда я дома — идите вгладильную или готовьте еду в нижней кухне, а в комнатах должен быть уют ипорядок.

Я развернулась и ушла обратно в спальню. Домработницасобирала ведра, вытирая слезы.

Когда я снова спустилась вниз, уже одетая, она подошла комне.

— Вы не цените хорошее отношение, — гордопроизнесла она, поджав губы.

— Я ценю, но и вы поймите меня! — Я ужедогадывалась, чем это закончится. — Вы работаете, потом уезжаете домойотдыхать. А я сюда приезжаю отдыхать, понимаете?

— Вы хотите сказать, что я плохо работаю? — Онаначала рыдать. — Да я с шести утра на ногах! Я до вечера не присяду ниразу! У вас машинка сломалась — я неделю руками стирала!

Я кивала головой. Я знала все, что она скажет.

— Вон с вашим платьем новогодним сколько возилась! Весьподол в пятнах, на рукавах то ли вино, то ли что!

Я молчала, потому что мне было абсолютно безразлично, что уменя на рукавах, вино или что. Главное — чтобы пятна отчистили. А их отчистят.

— Если я вам не нравлюсь, так я лучше уйду! —сказала она, снимая фартук.

Я могла ее остановить. Извиниться, сказать, какая онахорошая и как я ей благодарна за все, что она для меня делает. Она и вправдубыла неплохая. По сравнению с остальными.

— Ну, если вы не хотите работать… — устало произнеслая.

— Не хочу! Потому что вы сами не хотите!…

Я села в машину, не позавтракав.

Интересно, она хоть уберет за собой эти проклятые тазики илитак и уедет, побросав все как есть? Я решила отложить поиски новой домработницыдо вечера.

Нужно было позавтракать. Я заехала в офис.

Меня не ждали. Сотрудники сидели на столах, курили, хотя яэто запрещала, и делились друг с другом бутербродами.

Увидев меня, они стали тушить сигареты и виноватоздороваться.

— Дайте поесть, — попросила я и вошла в кабинет.

Новая секретарша, точная копия старой, принесла мневермишель «Доширак». Я съела ее с удовольствием, не думая о том, что этовредно.

Зашел Сергей. Протянул несколько листов с таблицами.

— Посмотрите, — серьезно сказал он, — нашоборот уменьшился вдвое.

— Чему ты удивляешься? Я ведь предупреждала, что скоровсе начнут продавать пахту. От «Вимм-Билль-Данна» до какого-нибудь«Прод-МолКукуева».

Я беспорядочно открывала и закрывала ящики письменногостола.

— Они бы не стали этого делать только в том случае,если бы пахта не пошла! — раздраженно объясняла я Сергею, прикидывая, какскоро он пошлет свое резюме «Вимм-Билль-Данну». Может, еще подождет? Я нашлаСергея через Интернет, как и половину своих сотрудников, и, конечно, никакихличных обязательств он передо мной не имел.