- Я вас слушаю, Михаил Евгеньевич, - произнесла Юля,усаживаясь напротив.

- Надо же, вы запомнили мое имя-отчество, - обрадовалсяРайский, - будет совсем хорошо, если вы угостите меня кофейком и разрешитезакурить.

- Курить можно, а что касается кофе, то я должна сначалапросто посидеть и передохнуть. Не возражаете?

- Конечно, отдыхайте, Юлия Николаевна, - его очки сверкнули,- у вас сегодня была сложная операция. Кстати, она прошла удачно?

- Михаил Евгеньевич, вы, вероятно, хотите поговорить обАнжеле? - Юля откинулась на спинку стула и устало прикрыла глаза.

- Почему вы так решили?

- Потому что она была жестоко избита, изуродована,преступники пока не найдены. В прессе мелькали слухи, будто певица дружит скаким-то известным чеченским террористом. Есть вероятность, что это он ееизбил. Поскольку мне предстоит долго и тесно общаться с Анжелой, вы хотите,чтобы я сообщала вам все, что узнаю нового от нее или о ней. - Юля проговорилаэто быстро, на одном дыхании, и так тихо, что полковнику пришлось податьсявперед, перегнуться через стол.

- Лихо, - кивнул он, - молодец, доктор Тихорецкая. Я,кажется, в вас не ошибся.

Юлю слегка задел его снисходительный тон. Она хотела сказатьв ответ что-нибудь саркастическое, но поленилась. Молча встала, включилачайник, достала сахарницу и банку с молотым кофе.

- Я пью сладкий. А вы?

- Я тоже, - кивнул Райский, - и если можно, покрепче. ЮлияНиколаевна, уж коли вы все так быстро и легко вычислили, то, наверное, готовысразу ответить: да или нет.

Юля застыла с туркой в руке и вдруг рассмеялась.

- Чем же я вас так развеселились-спросил Райский.

- Профессионализмом, Михаил Евгеньевич, - ласково ответилаЮля, исключительным знанием психологии. Вы меня сначала похвалили, расслабили,а потом сразу раз - и нажали.

- Что поделать, Юлия Николаевна, такая у меня работа. Ну выготовы ответить? Да или нет?

- Конечно, нет,-Юля поставила турку на огонь и приняласьлегонько помешивать кофе длинной ложкой.

- Почему?

- Потому что вы обратились не по адресу. Я не священник. Моибольные мне не исповедуются. А если это иногда случается, то я храню тайнуисповеди.

- Юлия Николаевна, вам было неприятно, когда вам позвонилидомой в половине четвертого ночи? - вкрадчиво спросил Райский.

- Да, конечно. Но еще более неприятно, что вам об этомуспели рассказать мои коллеги, не знаю кто именно, Вика или Петр Аркадьевич. -Юля резко сдернула турку с огня и пролила немного гущи на плиту.

На этот раз рассмеялся Райский. Смех у него был странный ибольше походил на жалобный, отрывистый стон. Юля разлила кофе по чашкам,выложила в вазочку остатки печенья и вафель, уселась за стол и не сталаспрашивать, почему он смеется.

- Теперь вы меня поставили перед выбором, - Райскийосторожно отхлебнул кофе, лицо его стало серьезным, - я могу соврать вам, могусказать правду. Поскольку вы сразу отказались нам помочь, логичней соврать. Нос другой стороны, вы мне очень симпатичны и хочется сказать правду. Как быть?

- Как хотите.

- Ну ладно, - вздохнул полковник, - ваш телефонпрослушивается.

- Уже? - Юля тихо присвистнула;- Когда же вы успели?

- Ну, дурное дело не хитрое. Разговор с человеком, которыйпредставился продюсером Анжелы, записан на пленку и сняты отпечатки голоса.Поздравляю вас, Юлия Николаевна. Вам звонил чеченский террорист ШамильИсмаилов.

Очки Райского бликовали, глаз не было видно, но Юляпочувствовала, как он впился взглядом в ее лицо.

- Чеченец? - спросила она спокойно. - Но у него никакогоакцента. Чистая речь. К тому же для террориста он слишком вежлив.

- Исмаилов учился в Москве, и не где-нибудь, а в Высшейшколе КГБ.

- Коллега, значит? - ехидно ухмыльнулась Юля.

- Ну в определенном смысле да. Что делать? Отец его былкрупной партийной шишкой в Чеченской республике. Так что Исмаилов, можносказать, принц крови. Отличные манеры, никакого акцента. Мать была русской.Впрочем, не важно. Когда ему надо, он говорит с сильным акцентом, хамит,матерится, использует словечки "короче", "в натуре","чисто-конкретно".

- Вы так много знаете о нем, - покачала головой Юля, - апоймать не можете.

- В принципе можем. Конечно, если вы, Юлия Николаевна,согласитесь нам помочь.

- Не смешно, Михаил Евгеньевич.

- Я вовсе не шучу, Юлия Николаевна. Так сложилось, что мывынуждены обращаться за помощью именно к вам. Дело в том, что вы... - оносекся. В коридоре послышалось шлепанье босых ног, и в дверном проеме появиласьШура. Она догадалась умыть лицо и натянуть старые истертые джинсы.

- Мам, я есть хочу, - сообщила она, откровенно разглядываяРайского, здрас-сти. Меня Шура зовут.

- Очень приятно, - полковник встал, протянул руку ипредставился: - Михаил Евгеньевич.

Шура, хмыкнув, ответила на рукопожатие, открыла холодильник,присела перед ним на корточки и застыла в глубокой задумчивости. - Возьми бананили сделай себе бутерброд с сыром.

- Бананы я еще днем все съела. А сыр какой-то сухой, -печально сообщила Шура.

- Ну тогда иди спать. - Юля встала, подняла Шуру за плечи иповела в комнату.

- Мам, он скоро уйдет? - проворчала Шура довольно громко.

- Спокойной ночи. - Она поцеловала дочь, вернулась на кухню,закурила и жестко произнесла: - Знаете, Михаил Евгеньевич, каждый должензаниматься своим делом. Давайте я буду оперировать, а вы ловить террористов.

Райский снял очки, потер переносицу. Как у многих очкариков,взгляд его стал мягким и беззащитным.

- Юлия Николаевна, мы с вами занимаемся ерундой, толчем водув ступе. Вы уже отказали мне, хотя до сих пор не знаете, в чем состоит мояпросьба.

- Просьба ваша проста и понятна, - улыбнулась Юля, - апозвольте-ка, доктор Тихорецкая, вас вербануть. Можно как угодно этоформулировать, но суть остается неизменной.

Райский достал из кармана чистейший носовой платок ипринялся протирать стекла очков. Юля молча убрала кофейные чашки со стола изастыла в дверном проеме, прислонившись плечом к косяку и скрестив руки нагруди. Она устала разговаривать с этим человеком. Ей хотелось, чтобы полковникРайский ушел и больше никогда не появлялся.