Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сергей залпом допил кофе, осторожно поставил на столневесомую фарфоровую чашку. Ему еще не задали прямого вопроса, а потому онмолчал.
- До казни были пытки, и много всякого дерьма, - продолжалсвой монолог Райский, - очень много дерьма, майор. Я понимаю, как вам нехотелось бы сейчас вернуться к тому, что пришлось пережить в плену, но сделатьэто придется. - Не вставая с кресла, полковник развернулся, протянул руку иопустил жалюзи. В кабинете повис полумрак, а через минуту вспыхнул телеэкран.
Первое, что увидел Сергей, было его собственное лицо,заснятое крупным планом. Ему показалось, что он смотрит на самого себя издругого измерения. Жизнь перевалилась за экран и продолжилась по ту сторону, аздесь, в уютном кабинете, остались только тени. Он сам и этот тощийдоброжелательный полковник - призраки, а стало быть, ничего уже не важно и нестрашно. По кабинету медленно поплыла вонь пригоревшего бараньего жира, тошнотаподступила к горлу. Сергей услышал знакомый раскатистый смех. Смеялся ШамильИсмаилов, главарь банды.
- Ну вот, майор Логинов, ты стал моим братом, - прозвучалнизкий голос Исмаилова, - ты теперь наш, поздравляю. Давно бы так. Был собакой,стал настоящим джигитом. Аллах милостив, всем дает шанс, даже неверным.Улыбнись, слушай, дарагой, мы знаем, как ты устал, но в честь такого событияможно улыбнуться.
Они были вдвоем в кадре. Исмаилов обнимал Сергея, хлопал поплечу. Лицо майора ничего не выражало. Майор молчал и смотрел в объектив.
- Вы неплохо выглядите, - прокомментировал Райский, -отличный цвет лица, добротная чистая одежда.
Кадр сменился. На экране происходил утренний намаз. Бандитымолились, под унылое пение муллы камера скользила по людям-холмикам. Двадцатьбоевиков, скорчившись на четвереньках, выгнув спины по-кошачьи, рыли но самисухую пыль. Потом поднялись, не вставая с колен, и, как слепые, ощупали своилица, от висков к кончику бороды. Камера уперлась в майора. Он стоял на коленяхв ряду молящихся.
Дальше было показано застолье. Монотонная восточная музыка.Громкий смех, быстрая хриплая речь, чеченские слова вперемежку с русским матом,жующие, лоснящиеся от жира лица. Сергей сидел между двумя бандитами, сполуобъеденным шампуром в одной руке и куском лаваша в другой.
- Вкусный у них шашлык? - тихо спросил Райский.
Сергей ничего не ответил.
Действие продолжалось. У белой стены стоял человек. Он былстрашно истощен. Драная телогрейка, надетая на голое тело, висела на его плечахкак на вешалке. Сергей никогда не видел его в лагере. Лицо медленно наплывало инаконец заполнило весь экран.
- Меня сейчас убьют, - проговорил человек быстрым свистящимшепотом, осталось еще трое наших ребят. Здесь очень страшно. Пожалуйста,заплатите выкуп. Меня убьют, их пока что можно спасти. Здесь Славик, Витя,Саня... Кто-нибудь, заплатите выкуп, очень вас прошу, это мое последнее,предсмертное желание, - он заплакал и тяжело упал на колени. Он так смотрел вобъектив, что казалось, глаза его, огромные, обведенные черными кругами, сейчаспрожгут насквозь экран телевизора. По впалым, серым от щетины щекам теклислезы.
Плечи под ватником крупно дрожали. Камера отъехала. В кадрепоявился еще один человек, парень лет двадцати в аккуратном камуфляже. Камеранаехала совсем близко, взяла крупный план, качество пленки было отличным,освещение ярким. Круглое лицо, широкий вздернутый нос, серые глаза, светлые,длинные, как у теленка, ресницы, на лбу и на щеках следы подростковых прыщиков.Простецкий, добродушный парнишка из тихой российской провинции. Борода рослаплохо, бесцветными клочьями, и совсем не шла ему. На лице его блуждала шальнаяулыбка. В руках он сжимал автомат.
- Короче, это, - произнес он в камеру и сплюнул, - я щакончу его. Во имя Аллаха, короче, - он сплюнул еще раз, - ну че, братаны,можно?
- Погоди, дарагой, ты не сказал, кто ты такой, как зовут, -голос звучал за кадром, но Сергей сразу узнал его. Говорил Исмаилов. Черезсекунду он вошел в кадр, обнял парня и похлопал по плечу: - Ну, давай, джигит,скажи веем, кто ты есть.
- Ну, короче, это... Я старший сержант Трацук АндрейИванович, семьдесят восьмого года, русский, - парень опять сплюнул, глаза егозабегали, - неделю назад принял мусульманство, вступил в ряды освободительнойармии Ичкерии, теперь меня зовут Хасан.
- Маладэц! - подал голос Исмаилов.-Ты теперь мой брат. А ялюблю всех своих братьев. У тебя будет много денег и четыре красивые жены.
В ответ новоиспеченный Хасан усмехнулся криво, по-блатному,и опять сплюнул.
Камера вернулась к человеку у стены. Тот все еще стоял наколенях, но глаза его стали сухими, спокойными. Лицо было поднято к небу, губыбеззвучно бормотали что-то, дрожащая рука неуверенно поднялась, онперекрестился. За кадром послышался гогот. Смеялись несколько человек, камеракриво дернулась и поспешила взять общий план. Бывший Андрей Трацук дал короткуюочередь. Человек у стены рухнул в пыль.
- Может, вы все-таки откроете глаза? - услышал Сергей голосполковника Райского.
- Я все вижу, - ответил он, не поворачивая головы, - я всеотлично вижу.
- Да? А со стороны кажется, будто вы вообще заснули.Скажите, вы встречали в лагере этих двух людей? Я имею в виду расстрелянного иэтого новоиспеченного Хасана?
- Я понял, кого вы имеете в виду. Расстрелянного невстречал. А Хасана я знал. Там их было пять штук, таких Хасанов.
- Правда? Пять штук, говорите? Ну что ж, не будемотвлекаться.
Сергей увидел на экране еще одного заложника у стены. Он былне так истощен, как первый. Он смотрел в камеру и повторял просьбу о выкуперовным, спокойным голосом. Кадр застыл. Полковник Райский нажал"паузу" на пульте.
- Вам знакомо лицо этого человека?
- Нет
- Посмотрите внимательней. Возможно, вы забыли.
- Нет. У меня хорошая память на лица.
- Да? Ну ладно.
Райский пустил пленку, и Сергей увидел самого себя савтоматом в руках. Когда камера приблизилась, полковник опять нажал"паузу".
- Вы продолжаете утверждать, что не видели раньше этогочеловека? Нет, я понимаю, иногда память выкидывает странные фокусы. Какие-тоособенно мучительные, опасные для психического здоровья моменты забываютсяпомимо воли. Срабатывает инстинкт самосохранения. Бывает, не спорю. Ведь васзаставили это сделать. Известно, как они умеют заставлять.
- Я отлично помню, как мне сунули в руки автомат и как меняснимали, медленно проговорил Сергей, - будьте добры, пустите пленку дальше.