- Слушайте, у вас потрясающая выдержка, - заметил Райский, -молодец, честное слово, молодец.

В кадре опять появился заложник. Он стоял во весь рост.Глаза его были закрыты. Камера приблизилась, чтобы в последний раз показать еголицо. Оно было застывшим, как будто уже неживым, и только губы двигались, какотдельный механизм:

- Заплатите выкуп, умоляю, заплатите выкуп...

Крупный план сменился общим. Но в кадре был только заложнику стены и больше никого.

Короткая очередь прозвучала за кадром. Заложник упал. Апотом опять появился Сергей с автоматом. Рядом стоял Исмаилов, хлопал его поплечу и поздравлял. Сергей молчал, низко опустив голову.

- Ну, видишь, как все просто, дарагой? Совсем простозастрелить собаку во имя великого Аллаха. Ты ведь джигит, ты мой брат.Обязательно женим тебя, пообещал Исмаилов, - ну не смущайся, майор, расскаживсем, кто ты есть, кем был и кем стал. - Последовал увесистый хлопок по спине.Сергей покачнулся и чуть не упал. Камера поспешно ретировалась, метнулась ктрупу, который в этот момент волокли от стены к неглубокой яме на опушкеореховой рощи.

- Да, так на чем мы остановились?-подал голос Райский. - Высказали, что отлично помните, как вам сунули в руки автомат. Неужели не помоглапленочка освежить в памяти дальнейшие события? - В полумраке вспыхнул огонекзажигалки, полковник прикурил и протянул Сергею сигареты.

- Спасибо, - кивнул Сергей и после первой глубокой затяжкитихо произнес: - Михаил Евгеньевич, пожалуйста, отмотайте назад, к первомурасстрелу.

- Так и думал, что вы начнете с этого. - Райский выключилвидеомагнитофон и телевизор, отъехал в кресле к журнальному столу, залпом допилсвой остывший кофе. - Молодец, отлично! Мы ведь сразу обратили внимание, чторасстрел показан в вашем случае совсем иначе. Если бы вы стреляли в заложника,они непременно бы это засняли. Автомат, который вам сунули в руки, не былзаряжен. Вы были уже настолько ослаблены, что едва держались на ногах. Именноза это, за отказ стрелять, вам перебили ноги. Сначала вас хотели простоповесить, но Исмаилов срочно уехал в Грозный и ждали его возвращения.

- Откуда вы знаете? - мрачно поинтересовался Сергей.

- Подождите, - Райский улыбнулся, - я чуть позже отвечу наваши вопросы. На все не обещаю, но на некоторые. Итак, заложника вы не видели,поскольку находились с другой стороны дома. Это засвидетельствовали нашиэксперты, которые очень серьезно занимались пленкой. Более того, ониопределили, что у вас на лице грим.

- Разве это можно определить? - мрачно поинтересовался Сергей.

- Ну, качество пленки очень высокое, снимали при яркомсвете. Там есть один крупный план, где видно, что у вас на лице ссадинызамазаны. Мое замечание про отличный цвет лица не случайно. Я ждал, что выскажете о гриме. Однако вы промолчали, с чем вас и поздравляю. Я не доверяюлюдям, которые спешат оправдываться. Ну да ладно. Кино мы с вами посмотрели.Теперь можно и поговорить.

- Это наверняка не все кино, - медленно произнес Сергей ипочувствовал покалывание в запястьях.

- Не все, - кивнул Райский, - там дальше начинаются кошмары,такие, что Стивен Кинг просто отдыхает. Лично у меня нет желания смотреть ещераз. Я не любитель ужастиков, особенно если это не фантазии кинематографистов,а грубая хроника. Кстати, вас там нет. Мелькнула парочка крупных планов. Там высмотрите, как казнят ваших товарищей и у вас лицо покойника. Правда, надообладать определенной чуткостью, наблюдательностью, чтобы заметить это, а такжевсе прочее, на что обратили внимание наши эксперты. Но другие люди... Вы знаете,как смотрит и что видит публика? Дело в том, что пленка была показана по тремтелеканалам. Отдельные кадры проходили в новостях. В несколько специальныхрепортажей были включены большие фрагменты, и наконец неделю назад фильм всмонтированном виде показали целиком в самое смотрибельное время, комментировалего весьма популярный телеведущий. Имен предателей не называли. Было даноспециальное распоряжение Генерального штаба не называть имен, званий и такдалее. Только лица и гневные общие слова о наемниках, о всяком отребье, котороепереходит на сторону бандитов. Знаете, у вас очень запоминающееся лицо, -Райский мягко улыбнулся, - вы объявлены в розыск, майор.

- Что с моей матерью? - хрипло спросил Сергей.

Райский смерил его долгим оценивающим взглядом, откашлялся имедленно произнес:

- Мы не хотели травмировать вас. У Веры Сергеевны былобширный инфаркт. Нет, это произошло еще до показа пленки в новостях. Онапопала в больницу, как только узнала, что вы пропали без вести. Сделалиоперацию, но начались всякие осложнения, - он встал, не спеша прошел кписьменному столу, открыл ящик и вытащил конверт из плотной бумаги, - вот,посмотрите.

Там оказались фотографии какой-то худенькой старушки вгробу. Только увидев знакомую плиту памятника на Долгопрудненском кладбище совальным снимком молодого отца в военной фуражке, с майорскими погонами наплечах, он понял, что сказал ему Райский минуту назад, однако никак не могузнать в мертвой старушке свою полную, цветущую маму. Смотреть не было сил. Онположил пачку фотографий на журнальный стол.

- Примите мои соболезнования, - отрывисто произнес Райский,- но, как говорится, жизнь продолжается.

- Простите, мне надо побыть одному.

- Да? - полковник удивленно приподнял брови. - Ну, конечно.Я понимаю. Я вас не задерживаю.

Стас Герасимов проснулся с такой тяжелой головой, словновышел из многодневного запоя, и не сразу сообразил, где находится. В квартиребыло тихо, душно и пахло сладкими духами Эвелины. Над головой что-то противно,упрямо урчало, Стас подумал, что Эвелина на старости лет завела себе кота,большого и жирного, и, не открывая глаз, простонал:

- Лина, убери животное!

Никто не откликнулся, урчание продолжалось и ужаснораздражало. Он разлепил веки, увидел, что Эвелины рядом нет, а на тумбочке укровати мигает красный огонек телефона.

- Лина! - позвал он еще раз. - Возьми трубку!

Прислушавшись, он понял, что один в квартире. Настенные часыпоказывали половину первого. Телефон все урчал, мигал, раздражал ужасно и Стасрешился ответить. Но в трубке молчали. Он выругался, бросил телефон на кроватьи заставил себя подняться на ноги.

В ванной на зеркале было намалевано губной помадой:"Буду в три. Дождись", рядом красовался жирный отпечаток губ.

Под горячим душем ему стало значительно лучше. Головапрояснилась. Сначала он вспомнил, что Эвелина впихнула в него ночью сразу тритаблетки какого-то сильного снотворного. Потом стали всплывать, как весенниеутопленники, все прочие подробности.