тяготение к власти и вмешательство в работы самого Лакана. Сложно судить, насколько сильно влияние Миллера на изданные семинары, но, с другой стороны, кто знает, что было бы с наследием Лакана, если бы оно попало в другие руки? Сам Лакан предлагал Миллеру поставить свое имя на обложке рядом с именем автора, на что последний не согласился. «Сделал я это из скромности… Я действительно счел тогда более подобающим — скромность тоже не лишена гордости — отступить в тень»[169]. Первым опубликованным семинаром стал семинар 1964 года «Четыре основных понятия психоанализа». Правда, первое издание увидело свет только в 1973 году. Затем Лакан, как водится, заразился идеей издания седьмого семинара «Этика», но «едва взявшись за дело, он тут же начал текст дополнять и вынужден был вскоре бросить эту работу — заметки в итоге так и остались в рукописи», — рассказывает Миллер[170].

Относительное спокойное состояние, к которому Лакан довольно быстро вернулся, базировалось не на пустом месте. Лакан оценил обстановку, понял, что приобрел даже больше, чем потерял, и решил создать собственную организацию, на этот раз такую, которая полностью соответствовала бы его ожиданиям. Так, в обстановке одновременно торжественной и интригующей, несколько театральной летом 1964 года Лакан провозгласил создание Фрейдистской парижской школы (ФПШ). Почти сотня присутствующих при этом человек с радостью рукоплескали мэтру. Лакан снова был на коне.

Этот поступок объясним не только жаждой власти Лакана, но и его устремлением, действительной верой в важность собственного учения. «Серьезно-серийно», — говорил Лакан, и это видно по его работе и семинару: фактически, замолчать Лакана заставила только тяжелая болезнь и смерть. «Не бросать начатого, не говорить “стоп”, всегда думать о последствиях, взвешивать их заранее и во что бы то ни стало не закрывать на них глаза, выпивать чашу до дна»[171], — пишет Миллер, описывая характер Лакана. Упрямый, уверенный в собственной правоте, он был опасным «противником» просто потому, что мог не заметить своих врагов и «перешагнуть их», задумавшись о чем-то. Хуже такого «игнорирования» сложно придумать, и, возможно, некоторые нападки на Лакана, звучащие и до, и после его смерти, являются «реакционными образованиями» на месте неразделенной влюбленности.

На этот раз Лакан руководствовался очень простой логикой — логикой «не как в МПА». Организация (если не брать почти монаршее положение самого Лакана) была демократической, никто не назначал никому аналитиков и наставников, не существовало строгих технических правил. Единственное требование было — изучать тексты Фрейда, но с ним большинство участников справлялись без особых возражений. Изучать психоанализ стало теперь гораздо проще и «свободнее», а фигура Лакана-Отца скрепляла весь порядок организации. Цифры, конечно, мало что значат, но просто посмотрим на них: «К осени 1967 г. она [школа — Д. Л.] будет насчитывать 200 членов, в следующие полгода к ним примкнут еще 80 человек. В 1971 г. она будет насчитывать 276 членов; в 1975-м — 401; в 1977-м — 544; в 1979-м — 609»[172]. Такого успеха, кажется, не ожидал и сам Лакан. Впрочем, уже к 1968 году бывшие рядом с Лаканом сторонники — остатки «старой гвардии» — подняли «мятеж». Кто-то из них пытался критиковать Лакана, кто-то просто ушел. Лакан воспринял это тяжело, но двинулся дальше — к господству подлинно аналитического образования. Новые молодые участники же смотрели на Лакана и вовсе как на бога, поэтому о критике с их стороны переживать не приходилось. Если в прошлый раз мы нашли возможным сравнить Лакана с Цезарем, то в этот его можно сравнить с Александром Македонским после победы над Персией. «Гетайры» медленно, но верно умирали, отходили на задний план или откалывались от своего вождя.

В середине 1960-х Лакан посетил США, однако там он не обнаружил существенной поддержки; привычные к его манере интеллектуалы Франции резко контрастировали с американской аудиторией. К тому же Лакану, как и Фрейду в свое время, хватало «антиамериканизма». Как бы там ни было, но Лакан оставался французским мыслителем, европейцем в широком смысле слова, а американских коллег он мог всегда обвинить в отклонении от Фрейда, узурпации власти в международных структурах и создании «адаптативной» версии психоанализа, имеющей мало общего с тем, о чем на самом деле говорил Фрейд.

У Лакана была характерная привычка — а иначе эти периодически встречающиеся ритуальные «заклинания» и «заговоры» не назвать — утверждать, что все, о чем он говорит, почерпнуто из Фрейда или из его интерпретации Фрейда. Лозунг, который проповедовал Лакан: «Назад к Фрейду!». С одной стороны, это придавало ему веса в глазах соратников и слушателей, с другой стороны, оберегало от возможных обвинений в «ереси», ведь у Лакана были и другие заботы, без того чтобы доказывать состоятельность своей мысли. На дворе стоял май 1968 года, парижские улицы ощетинились баррикадами и лозунгами студентов. Опыт красного Китая, «маоизм» и другие радикальные течения — от марксизма Сартра до анархизма Кропоткина — заявляли о себе. Лакан же, всегда аполитичный (по крайней мере мало заявлявший о своих взглядах), отнесся к событиям несколько иронично, утверждая перед толпой «революционных» студентов, что «революция — это он сам» и что «революция всегда ищет Господина». Таким Господином в собственной школе был сам Лакан, и единственная революция, которую он принял, была его собственным бунтом. «Свой бунт, — говорил он, — бунт буржуа» — Лакан, в отличие от тогдашних леваков, не стыдился в этом сознаться — «он перенес на психоанализ», «он [психоанализ. — Д. Л.] позволил ему этот бунт реализовать» [173].

К 1970-м годам положение Лакана упрочилось, в сознании большинства интеллектуалов он приобрел статус правомочного лидера французского психоанализа, однако отношения с близкими знакомыми ухудшились. Философ Рикер, например, еще раньше был обвинен в «краже идей», а все еще верный Леклер — в издании «пиратской» версии семинара. Окружению Лакана становилось заметно, что мэтр сдает, особенно после автокатастрофы (хотя в ней он, к счастью, не пострадал фактически). Во время семинара 1978–1979 годов Лакан впервые за десятилетия допустил ошибку в собственных расчетах и после этого уже не импровизировал, предоставляя право говорить своим ученикам.

В положении «лидера», впрочем, была известная двойственность, которую Лакан, конечно же, не мог не заметить: становилось понятно, что его фигура отлично вписывается в логику фантазма самого психоанализа; как мифа, как сцены, как драмы. Психоанализ выстроен вокруг таких фигур, которые словно «приносили себя в жертву», давали съесть, проглотить, разодрать на части своим последователям, чтобы удовлетворить их теоретический голод. «Назад к Фрейду» — это археологическая попытка Лакана отыскать обглоданные кости учения Отца и придать их земле. Вот почему всякий