не знакомому или мало знакомому с психоанализом Лакана, приведенный далее текст может показаться и без того слишком сложным и перегруженным терминами, хотя автор сделал все, что в его силах, чтобы передать дух лакановского учения как можно в более доступной форме. Поэтому будет не лишним несколько раз перечитать его, чтобы уяснить какие-то сложные моменты. Стоит отметить также, что учение Лакана очень «целостно», или, следуя определению Хайдеггера, метафизично, в том смысле, что один элемент одновременно отсылает к множеству других понятий, что заставляет рассказчика — в данном случае автора — надеяться на терпеливость читателя, так как ответ на вопрос из одного абзаца может оказаться на другой странице.

Концептуальный центр. Понятие «субъекта». Что можно назвать концептуальным центром в учении Лакана? Вопрос этот отнюдь не бессмыслен, как может показаться на первый взгляд, ведь ответить на него — означает заполучить «центр тяжести», благодаря которому можно попытаться систематизировать учение, в целом очень плохо поддающееся упорядочиванию. Верно будет и то, что каждый исследователь и интерпретатор Лакана всегда выстраивает собственную схему лакановского учения, располагая ее так, чтобы она соответствовала его собственным целям и была удобна для него. Этой же дорогой пойдем и мы.

Не будет ошибкой сказать, что одной из ключевых проблем, с которыми столкнулась философия ХХ века (и лаканизм как частный случай этой интеллектуальной эпохи), — это проблема человека. Если быть точнее, то описать ее можно скорее даже как проблему «субъекта» и его «мира». К субъекту «постмодернисты» относятся с подозрительностью, не говоря уже о том, что человек для них становится воображаемой величиной. И если мы хотим найти концептуальные основы Лакана, то придется искать их в понятии лакановского субъекта.

Откроем начало второго семинара. Лакан говорит: «Фрейд уверяет нас, что субъект — это не разум его, он лежит на другой оси, он разуму эксцентричен. Субъект как таковой, то есть функционирующий в качестве субъекта, представляет собой нечто иное, нежели адаптирующийся к внешней среде организм, и все поведение его говорит — для того, кто умеет его голос расслышать — совсем из другого места, нежели та ось, которая видна нам, когда мы рассматриваем этот субъект как функцию индивида, т. е. как обладающего определенным набором интересов, базирующихся на идее индивидуальности. Попробуем держаться пока этой топологической метафоры — субъект децентрирован по отношению к индивиду. Фраза "Я — это другой" заключает в себе именно этот смысл»[175]. Другими словами, Лакан указывает на то, что человек — не равно субъект; более того, сознание — тоже не равно субъекту. Субъекта следует искать где-то в другом месте; он неравнозначен человеку. Этим самым Лакан оспаривает «классическое», декартовское понимание «субъекта» как носителя деятельности, сознания и познания, на котором выстроено научное, психологическое понимание личности.

В своем учении Лакан опирается в первую очередь на Фрейда и фактически продолжает путь, начатый им еще с открытия, описанного в «Толковании сновидений». Завершая интерпретацию «сновидения об Ирме», Фрейд пишет историческое: «Согласно произведенному нами толкованию, сновидение является осуществлением желания»[176]. Однако отметим кое-что важное, что не должно ускользнуть от нашего взгляда: указав, что сновидение — это исполнение желания, мы должны добавить: исполняется желание не самого «человека» (личности), а чего-то внутри него самого. Это «другое» Фрейд и называет бессознательным, и это вводит читателя, мало знакомого с психоанализом, в ступор, ведь, оказывается, наша личность, наше «Я», и есть «чужое» относительно этой бессознательной основы, а потому мы всего лишь гости в нашей собственной судьбе, и притом гости, которые не очень-то удобны хозяевам: иначе как объяснить наши неврозы?

Для Лакана оппозиция между «Я» и субъектом — принципиальна. Лакан неоднократно отмечает, что субъект децентрирован в отношениях со своим «Я», и тех, кто не замечает этого важного фрейдовского открытия, критикует: «…вместо того, чтобы понять учителя как следует, ученики подняли радостный гвалт: "Ура! Вот мы и встретились! Наше маленькое да удаленькое "я" снова с нами! Мы возвращаемся на стези общей психологии!" Да и как туда с радостью не вернуться, если пресловутая общая психология эта не просто удобство, а психология всех и каждого? Открылась новая возможность уверовать в то, что "мое Я" находится в самом центре, — вот чему все обрадовались! И гениальные измышления, вести о которых доносятся до нас ныне с другого берега океана, служат последним тому подтверждением»[177].

Но откуда тогда проистекает это фундаментальное различие? Ответ мы находим в одном из первых текстов Лакана «Стадия зеркала, как образующая функцию “Я”, какой она раскрылась нам в психоаналитическом опыте». Эта набольшая статья — одна из важнейших во всей истории психоаналитической мысли, ее важность отмечают как лаканисты, так и те, кто с ним не солидарен. Суть гипотезы состоит в следующем: Лакан показывает, что никакое декартовское cogito ergo sum не может быть основой для понимания психоаналитического субъекта.

Инстанция «Я» не является «врожденной», «предопределенной» — она всегда уже следствие чего-то, что в существовании субъекта произошло. Этот процесс, радикальное преобразование Лакан и называет стадией зеркала, и текст дает ответ на вопрос о смысле и сущности этого преобразования: «Важно лишь понять происходящее на стадии зеркала как идентификацию во всей полноте того смысла, который несет этот термин в психоанализе, т. е. как трансформацию, происходящую с субъектом при ассимиляции им своего образа (image), словно нарочно предназначенном этому стадиальному аффекту послужить — о чем и свидетельствует употребление в психоаналитической теории древнего термина imago» [178].

В какой-то момент развития, примерно в полгода, ребенок начинает интересоваться своим отражением, то есть буквально тем образом «другого» существа, которым отражение представляется. Он становится захваченным этим образом, образом, с которым он себя сравнивает и роднит и который в конечном счете присваивает. Так и формируется «Я» — в качестве присвоенного отражения, образа, который стал «мною» и который выполняет функцию, чья задача «заключается в установлении связей между организмом и его реальностью — другими словами, между Innenwelt и Unweit»[179].

Поверх субъекта «накладывается» еще одно изображение, в том числе буквальный воображаемый (телесный) и психический образ «меня» как целостного существа. Но важно понять следующее: эта целостность (или, вернее, «образ» этой целостности (gestalt)) по факту является не чем иным, как строго воображаемым действом.

Итак, субъект и «Я» — две отдельно стоящие друг от друга инстанции. С этого начинается лакановская онтология. Но она не исчерпывается лишь этим очевидным фактом, который мы упомянули. Все в той же «Стадии Зеркала» Лакан пишет: «У человека связь с природой оказывается искаженной в силу наличия в недрах его организма