Лёд тоже принескресло, раздобытое, похоже, на соседней свалке, с драной обивкой и потемневшимиот старости подлокотниками, и сидел на нем в обнимку с Копчёным.

Причем оба они снескрываемой завистью посматривали на покачивающегося и посапывающего Града. Нокотёнка, похоже, больше всего привлекал колыхающийся хвост заместителя главыпредставительства.

Идея налитьпривораживающего зелья в кофе Профессора мне не понравилась.

— Этосредство, похоже, не только на перхоть, но и на мозги действует… Просачиваетсясквозь корни волос и размягчает их… — заметила я ехидно.

— Вот не надопереходить на личности! Профессор этой бурдой покупательниц поит, они к немуприворожатся и будут ещё чаще заходить и ещё больше покупать! — обиделсяЛёд.

— Они и таким очарованы, никакое средство лучше не приворожит. Ты бы его незаметно теммолодцам споил, что обыск у нас делали. Идея Града.

— Тебе малотвоего Сильного? — округлил глаза Лёд, мстя за предположение о размягчениимозгов.

— А я тебеглаза выцарапаю, будешь так их пучить! — пообещала я.

— Звиняюсь, —сделал покаянное лицо Лёд.

Рассвет издалкакой-то странный звук, показывающий, что он слушает и что ему весело.

— Похоже,начинаются критические дни, — сказал он невозмутимо. — Мы ужепотихоньку звереем в обществе друг друга.

— Это кто-тозвереет, — отозвалась я с обидой и показала хвостом в сторону кресла сдремлющим Градом, — а вот кто-то и сам не дёргается, и личную жизнь другихне задевает.

— У Градаколоссальный опыт, не нашему чета… — заметил Рассвет, любовно выписываязатейливые заглавные буквы. — Он максимально разумно используетподвернувшийся момент вынужденного безделья.

— Ничего, —злорадно заметил Лёд. — Скоро он выспится, и заснуть больше не сможет. Воттогда мы посмотрим, как он маяться будет. Правда, мой золотой? —промурлыкал он котёнку.

Копчёный,растянувшийся у него на груди во всю свою длину, как странный меховой галстук,сонно приоткрыл глаза и снова закрыл, убедившись, что кормить его несобираются.

* * *

От непрерывногопоедания пирогов на протяжении нескольких дней пол на кухне был усеян хлебнымикрошками. Нужно было устраивать большую уборку, чтобы удалить их из щелей междуплитами и всяких укромных уголков, куда они каким-то непостижимым способомзавалились.

Но как этосделать, когда с утра до вечера здесь едят, спят и работают, было совершеннонепонятно.

Пару дней якрепилась, но потом решила, что сада у нас всё равно нет, а пока на улицехолодно, места и в Огрызке сколько угодно.

Выбрала момент,когда Град, Рассвет и Лёд сонно клевали носами в креслах после обеда. (Рассветсдался последним, но и он не выдержал, принёс солидное полосатое кресло сподголовником и скамеечкой для ног, просто созданное для того, чтобы дремать уогонька).

Убедившись, чтоони спят, я сдвинула в сторону ком теста, из которого собиралась наделатьватрушек, и прямо на припудренной мукой поверхности стола написала заклинание.А потом тихонько его произнесла.

И под тёмные сводыкухни поднялось целое облако нежных, разноцветных бабочек.

Теперь крошек наполу не было, зато везде — и на спинках кресел, и на решётке полуподвальногокухонного окна, и на шкафах, и на тёмных балках, и на кухонных полках, и начасах, и на крюках для посуды — на всём, словно яркие южные цветы, сидели,вздрагивая крылышками, бабочки.

Это было оченькрасиво. Бабочки перепархивали с места на место, как летние снежинки.

Их, почему-то,привлекло кресло-качалка Града, и зелёное шерстяное покрывало вдруграсцветилось забавными бантиками: белыми, оранжевыми, сиреневыми, желтыми,чёрными. Изредка бантики оживали, вспархивали и улетали, уступая место другим.

Почувствовавмагию, проснулся Копчёный. Открыл хитрые глаза, оценил обстановку, и решил, чтовсё это сделано специально для него. Встал, потянулся, спрыгнул с груди спящегоЛьда и начал скакать по кухне, охотясь за бабочками.

Я приняласьначинять ватрушки творогом.

В кухонном окнебыл виден узкий кусочек неба, по которому ветер гнал снежные хлопья.

* * *

Постепенно ветерстал стихать, видимо, он окончательно перемешал холодный воздух гор и тёплыйвоздух долин.

Лёд всё-таки нашелжертву для приворотного зелья: он стал потчевать им нашего кучера.

Кучер был местный.Работы у него было не много, так как Профессор пользовался экипажем (и намразрешал) лишь в исключительных случаях.

Таких, например,как бал властей. Или приезд практикантки. Или вручение Горе официальногопротеста от имени Ракушки по поводу незаконного обыска на территориисуверенного государства.

Кучер был местный,но нам не чужой: родители его жены были выходцами из Ракушки. Другого человекаПрофессор просто бы не нанял.

Конюшня в Огрызкебыла неплохая, ведь и Граду, и Льду постоянно приходилось разъезжать, но делатьони это предпочитали верхом, потому что дороги за пределами городка особойровностью не отличались.

В дниразыгравшегося ненастья нашему кучеру, видимо, тоже до колик надоело сидетьдома, на глазах у супруги, он помучился, помучился и сбежал в представительствопод предлогом ремонта экипажа.

Лёд навестил егона конюшне и принес в подарок оригинального вкуса согревающий напиток,состоящий, в основном, из слезы Медбрата, сахара и чая в определенныхпропорциях. И толики того самого состава из склянки с красным шарфиком настеклянном горлышке.

Кучер охотно пил,да похваливал.

Споив ему за деньсклянку, Лёд решил сходить и выяснить, подействовало ли средство или нет. Изадержался надолго…

Я понесла им наконюшню поесть, чтобы они хоть с закуской злоупотребляли согревающиминапитками.

Лёд и кучер,практически в обнимку, сидели в разобранном экипаже и душевно беседовали.

— Друг,скажи, кого ты любишь? — умолял Лёд.

— Как надуху? — строго спрашивал кучер.

— Как надуху… — грустно отвечал Лёд.

— Тебе —скажу! — мотал головой кучер. — Как другу скажу!

— Скажи, какдругу! — молил Лёд.

— Слёзку ялюблю… — смущённо открыл душу кучер. — Её, родимую. А более — никого!

И, сделавпризнание, кучер надолго припал к бутылке со слёзой Медбрата.

Оставалось решить,приворожился он к ней за день, или любит её давно.

И тратить литеперь отворотное зелье или оставить всё, как есть?