«Кружилин не дурак, его на сопливую сказку не купишь», – отметила я.

Алина не успела ответить: наш разговор был прерван звонком в дверь.

– Наверное, мама пришла. Она бы еще позже появилась, – ворча, Кружилин пошел к двери.

– Алина, оставь Крошиных в покое, и мать и дочь, – процедила я сквозь зубы. – Крошина давным-давно простила мужа, и о юбилее Ады Семеновны понятия не имела.

Через секунду мы услышали визжащий голос Веры Семеновны:

– Ты только послушай, Андрюша, эта женщина говорит, что Адочка – вовсе не Адочка, а неизвестно кто. Ой, меня сейчас удар хватит!

– Мама, успокойся. Я так понимаю, что мы сегодня никуда не едем.

«Неужели Клавдия Егоровна передумала и решилась открыть Вере правду?» – почему-то подумала я. И с нетерпением воззрилась на дверной проем, предполагая, что через пару секунд увижу старую няню.

В комнату вошли Вера Семеновна, поддерживаемая сыном, и следом за ними незнакомая женщина. Кружилин подвел мать к дивану и помог ей сесть. Вера Семеновна без сил рухнула в подушки. Лицо ее выражало одновременно удивление и растерянность. Губы ее зашевелились, но изо рта вырывались лишь бессвязные слова:

– Вот она… Адочка…совсем даже не Адочка…

«Господи, только бы она не умерла, как Ада Семеновна», – забилось у меня в голове.

– Ты можешь толком объяснить, что случилось?

Вера Семеновна указала рукой на незнакомку.

– Она остановила меня у подъезда и спросила, я ли Иволгина. Я ей ответила, что Иволгина моя девичья фамилия, а теперь я Кружилина. Потом она спросила у меня, как звали мою мать, не Екатерина ли Сергеевна, и не знаю ли я Аду Семеновну Иволгину? Мне пришлось ей сообщить, что моя сестра скоропостижно умерла, вчера ее похоронили. Тогда она… – Вера Семеновна расплакалась.

– Позвольте, я все объясню, – женщина сделала шаг вперед. Ей было далеко за сорок. Бледное болезненное лицо, глаза чуть навыкате, крупный нос и тонкие губы не делали ее красавицей. Из серой внешности выделялись только волосы. Они были чересчур блестящими, чтобы их можно было принять за натуральные. – Мое имя – Ирэн Штерн. Я разыскиваю свою родственницу. Ее звали Адой Цибельман.

– Мы не знаем никакой Цибельман! – воскликнула Вера Семеновна. – Правда, Андрюша?

Кружилин промолчал. Похоже, его уже ничто не могло удивить.

– По моим сведениям, Ада Семеновна проживала под фамилией Иволгина, – не обращая внимания на Веру Семеновну, продолжала женщина. – Я ее двоюродная сестра.

– Надо же, а я до сегодняшнего дня считал себя ее племянником, – грустно улыбаясь, сказал Кружилин.

– Вы не могли быть ее племянником, – возразила гостья. – Ада не родня дочь Иволгина. Ее удочерили. Я ее единственная родственница. Чтобы найти ее, я заплатила уйму денег, а мы, американцы, деньги считать умеем.

– Вы американка? – удивилась я. Женщина говорила с легким акцентом, который я поначалу приняла за одесский говор.

– Таки да, я родилась в США, но моя мама, урожденная Цибельман, родом из вашего города. Так вот, мне достали адрес сестры. Не буду говорить, сколько это мне стоило. Я приехала позавчера, пришла сюда, но соседки мне сказали, что Ада Семеновна будет только поздно вечером, поскольку у нее сегодня юбилей, который она празднует в ресторане «Майами», нет, как-то иначе звучало.

– «Мимино», – автоматически подсказала Алина. В сию минуту на нее больно было смотреть. Такого поворота событий она даже представить не могла. Впрочем, и я тоже. Лишь Кружилин сидел, ничему уже не удивляясь. Вера Семеновна, которая не слышала ни Алининого рассказа, ни моего, нервно теребила прядь волос и то и дело спрашивала у сына:

– Я брежу? Эта женщина не фантом? Вы ее тоже видите?

– Да-да, именно «Мимино». Я вызвала такси, по пути купила цветы и подкатила к ресторану. Люди у вас очень любезные, – отметила американка. – Мне сразу подсказали, где искать сестру. Я сначала сомневалась, как мне к ней подойти: на людях или представиться без посторонних. Выбрала второе. Увы, женщина, на которую мне показали, была не Ада Цибельман.

– Нет, вы путаете, это была именно Ада Цибельман, – горячо возразила я. – Я точно знаю.

– Откуда? – хмыкнула госпожа Штерн.

– Позвольте, а почему мы должны верить, что вы ее родственница? – Алина поднялась с дивана и стала между дверью и американкой, отрезав той пути к отступлению. – На вид вам не шестнадцать, могли бы и раньше с сестрой познакомиться. Что ж так долго ждали?

– Принимаю ваш упрек, но у моей семьи так сложились обстоятельства.

– Какие именно? Может, вы нам расскажите, как у Ады Семеновны вообще появилась сестра? Чья вы дочь?

– Хорошо, – согласилась дать объяснение Ирэн. – Я могу присесть?

– Да, пожалуйста, садитесь, где вам будет угодно, – запоздало предложил Кружилин.

Ирэн, гордо вскинув голову, прошла до стола, выдвинула стул и села на него, закинув ногу за ногу.

«Точно, американка. Даже туфли не сняла», – я опустила голову и посмотрела на свои ступни в колготках.

– Мой дедушка Яков Соломонович Цибельман жил с семьей в вашем городе. У него было двое детей: сын Семен и дочь Руфина, моя мать. Сын женился, у него появилась дочь Ада. В тридцать седьмом Семена арестовали, следом за мужем в лагеря увезли его жену. Ада осталась жить с дедушкой и тетей. Началась война, немцы оккупировали города, хозяйничали как у себя дома, а потом стали вывозить людей в Германию. Чтобы те не паниковали, говорили, что их везут на работы. В это мало кто верил. Предчувствуя, что скоро придут и за ними, дедушка решил спасти хотя бы внучку. Моя мама нашла женщину, которая согласилась взять Аду к себе и выдать ее за свою дочь.

«Что ж, – подумала я. – Пока ее рассказ совпадает с рассказом Клавдии Егоровны. Должно быть, она действительно родственница пропавших в войну Цибельманов».

– Звали эту женщину Екатерина Иволгина. У нее была маленькая дочка, на три года младше Ады. С тех пор моя мама не видела свою племянницу. Ее и дедушку посадили в вагон и повезли на Запад. Попали они в жуткое место – концлагерь, в котором фашисты проводили опыты над людьми. Дедушка умер в первый же месяц заключения, а маму почему-то не трогали и лекарства на ней не испытывали. А потом и вовсе перевели в другой концлагерь, где условия проживания не были такими страшными. На новом месте она познакомилась с моим будущим отцом, польским евреем Иосифом Штерном. После освобождения узников концлагеря союзниками, мама и отец уехали жить в Америку. Там я и родилась, но не сразу, а через десять лет. О том, что у меня есть сестра, мама мне рассказала незадолго до своей смерти. Собственно, она даже не знала, жива ли Ада. Мама писала, слала запросы, но из СССР никакой информации не поступало. Вы жили за железным занавесом. Так продолжалось вплоть до перестройки.

– Знаете, уже столько лет прошло, как Горбачев подкинул миру новое словечко «перестройка». Долго же вы не решались найти свою сестру, – поддела рассказчицу Алина.