Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Верно. Это моя вина. Я была занята своей карьерой, созданием семьи. А когда заболела – у меня рак, – Ирэн, не стесняясь, сняла с головы парик, под которым блестел лысый череп, – то вдруг поняла, что мне просто необходим кто-то близкий по крови. Родители мои давно умерли – и отец, и мать. Братьев и сестер у меня не было, я единственная дочь Руфины и Иосифа. С мужем я давно развелась, детей у нас не было. Вот тогда я вспомнила о сестре. Я подумала, что, возможно, она выжила в пожаре войны, вышла замуж и родила много детей, а это значит, что я не одинока в этом мире, у меня есть племянники и племянницы.
– Допустим, вы действительно дочь Руфины Цибельман, – с сомнением в голосе произнесла Алина.
– У меня все документы с собой, – живо отреагировала Ирэн.
– Но почему вы утверждаете, что Ада Семеновна Иволгина не имеет никакого отношения к Цибельманам? Ведь все совпало: и город, и имя женщины, которая взялась заботиться об Аде Цибельман. Даже если бы ваша мать смогла вывезти с собой в Германию фотографию племянницы, вы вряд ли бы по ней узнали Аду Семеновну.
– Наверное, вы правы, но мама мне перед смертью назвала особую примету, по которой я обязательно узнаю сестру, – заинтриговала слушателей Ирэн.
– Что же это за примета? – Алина даже приподнялась с кресла, чтобы не дай бог не прослушать.
– Над правым ухом у Ады было огромное родимое пятно, часть которого было скрыто под волосами, а часть захватывало кожу на виске. Пятно было красное, не заметить его невозможно.
Все присутствующие переглянулись. Вера Семеновна и Алина покачали головами. Я тоже вспомнить пятно не смогла. Скорее всего, у Ады Семеновны его действительно не было.
– Но ведь пятно можно убрать хирургическим путем, – подсказала я.
– Не всегда. Если оно большое, то нет. Ведь Михаилу Горбачеву такое пятно так и не смогли убрать, – ответила Ирэн. – А к его услугам были лучшие косметологи мира. Такие большие пятна не убираются. А у Ады было именно такое пятно.
– Но оно могло само посветлеть или сойти вообще. Вера Семеновна, – Алина повернулась к матери Кружилина, – что вы скажите? Было у Ады в детстве пятно или нет?
– Нет, никакого пятна у Адочки не было, – уверено сказала Вера Семеновна.
– И что это значит? – задался вопросом Андрей Михайлович. – Ваша мама ничего не могла напутать?
– Нет.
– А что сама Ада Семеновна сказала по этому поводу, когда вы с ней встретились?
– Ничего.
– Что значит «ничего»?
– Она сидела без движения и смотрела в одну точку. Сначала я подумала, что она дремлет, знаете, есть люди, которые спят с открытыми глазами. Я подошла к ней, хотела разбудить. Она не спала, ее веки подрагивали, а губы что-то пытались сказать. А взгляд… У нее был такой страшный взгляд, полный безнадежности. Мне стало страшно. Помню, я над ней склонилась, коснулась прически, убрала с виска волосы – и не нашла родимого пятна. Я спросила: «Вы не Ада?» В ее глазах я увидела ужас. Губы ее задрожали, но не промолвили ни слова. Я вдруг поняла, что она сейчас умрет у меня на руках. Много наслышанная о вашем правосудии, я испугалась неприятностей и выбежала из комнаты.
– Вы не захотели вызвать ей врача?
– Я была в состоянии шока. Я искала сестру, я была уверенна, что ее найду, а вместо этого я столкнулась с самозванкой.
– Моя сестра – не самозванка! – возмущенно воскликнула Вера Семеновна. – Что значит, ее удочерили? Кто может это подтвердить? Может, вы сами аферистка? А? Никакая вы не американка, а самая настоящая воровка. Будь я одна дома, вы бы рассказали мне эту слезливую историю, а потом что-нибудь из квартиры вынесли бы. Вам просто не повезло, что в этот момент дома оказались мой сын и две эти женщины, подруги моей сестры.
– Да как вы можете?! Вот мой американский паспорт, – Ирэн вытянула из сумки книжицу и стала ею размахивать.
– Вера Семеновна, не волнуйтесь, – вмешалась я. – Похоже, что эта женщина говорит правду. У меня есть свидетель, который может подтвердить, что ваша мама взяла в свой дом еврейскую девочку, а ваш папа ее удочерил.
– И кто же этот свидетель? – немного успокоившись, спросила Вера Семеновна.
– Ваша няня, Клавдия Егоровна. Она была свидетельницей при разговоре, когда Руфина договаривалась с Екатериной Иволгиной.
– Тогда она должна знать, было у девочки на виске родимое пятно или нет, – оживилась Ирэн.
– Так что же мы здесь сидим? – воскликнула Алина. – Поехали все к Клавдии Егоровне.
– И мы, Андрюшенька, поедем? – Вера Семеновна скосила глаза на сына.
– И мы, все равно поезд наш уже ушел. Завтра домой самолетом полетим. Впрочем, полечу я один, а ты, мама, останешься здесь, – подумав, решил Кружилин. – Голова идет кругом. Сестра не сестра. Ада не Ада… Кино и немцы…
Без долгих сборов мы вышли из квартиры.
– На чем поедем? – спросил Андрей Михайлович. – Надо было такси вызвать.
– А это чем вам не машина, – Алина мотнула головой в сторону своего «Опеля». – Не смотрите, что маленькая снаружи, внутри всем места хватит.
– Эх, была не была, – крякнул Кружилин, втискиваясь на переднее пассажирское сиденье.
Я, Ирэн и Вера Семеновна с трудом поместились на заднем сиденье. В тесноте, да не в обиде мы тронулись в путь. Благо ехать было недалеко.
Дорогу показывала я. Вера Семеновна заметно нервничала и всю дорогу меня спрашивала:
– Егоровна, наверно, совсем древняя.
– Я бы не сказала, – расплывчато отвечала я. – Алина, останови у крайнего подъезда.
– Да-да, теперь я вспомнила. Именно в этом подъезде живет Клавдия.
Алина остановила автомобиль, и мы с радостью выкарабкались из тесной железной коробки. Очутившись на асфальте, мы сразу стали предметом пристального внимания. У подъезда толпилось шесть-семь старушек.
– Родственники подружки, – сказала одна, вглядываясь в наши лица.
– Не, Надькины подружки, – высказалась вторая.
– Ну что ты мелешь? – возмутилась третья. – Посмотри на мужика, может он на рынке стоять?
– Так он директор рынка.
– Да! И сюда приперся, чтобы на Егоровну посмотреть?!
– Женщины, а что случилось? – вклинилась я в бабий спор.
– Соседка наша померла.
– Не Сахно ли, Клавдия Егоровна? – у меня похолодело внутри.
– Она самая.
– Но ведь утром она была жива-здорова! – возразила я. – Я с ней разговаривала часа три назад.
– Да, и я с ней сегодня на рынке часок постояла, – согласилась со мной одна из старушек. – А потом Егоровна домой пошла. Видно, голова закружилась, на ногах не устояла и шмякнулась прямо виском на угол стола.