Он пишет… — растерянно проговорил Фан Добин. — Вы ведь глава ордена «Сыгу». Ди Фэйшэн… пришёл мериться силами с главой ордена «Сыгу», разве нет?

Сяо Цзыцзинь застыл на месте, ничего не понимая.

— Почему он не пришёл? Если бы он пришёл, я… — он запнулся. — Если бы он пришёл, я бы… вернул ему звание главы ордена «Сыгу»... вернул бы ему… — Он и сам не знал, почему произнёс эти слова, однако они срывались с губ так естественно и легко, будто в глубине души он обдумывал их бесчисленное множество раз.

— Он написал, меч сломан, мёртв и его владелец… и его уже… — покачал головой Фан Добин и перешёл на шёпот. — Нет в живых.

Договорив, он отвернулся от Сяо Цзыцзиня и пошатываясь направился к своему большому паланкину.

— Что случилось? — обеспокоенно посмотрела на него принцесса Чжаолин.

Фан Добин в оцепенении застыл рядом с паланкином, и казалось, прошло очень, очень много времени, прежде чем его губы шевельнулись.

— Скажи… Несносный Ляньхуа ведь не Ли Сянъи, правда?

Стоявший рядом с паланкином Ши Вэньцзюэ, видя, как его потрясло письмо, только фыркнул.

— Тьфу ты! А я ведь говорил тебе, Ли Ляньхуа — это Ли Сянъи, Ли Сянъи и есть Ли Ляньхуа, а ты ни в какую не верил. Что такое? Он написал тебе письмо? Веришь теперь? Ха-ха-ха-ха-ха, он врал нам с тобой столько лет, вот так потеха.

Фан Добин мотнул головой.

— Скажи… что Ляньхуа не Ли Сянъи…

— Что случилось? — окаменел Ши Вэньцзюэ.

Фан Добин поднял голову.

— Он послал письмо Ди Фэйшэну, сказал… что его больше нет в живых, поэтому просит, чтобы сегодня вместо него на бой вышел Сяо Цзыцзинь.

Ши Вэньцзюэ уставился на Фан Добина, словно тот в мгновение ока превратился в камень или какое-то чудище.

— Почему он отправил письмо мне? — растерянно посмотрел на него Фан Добин. — Разве не лучше было бы, не сделай он этого?

Если бы не письмо, я бы никогда не узнал.

Ши Вэньцзюэ в оцепенении смотрел на Фан Добина, вокруг было столько людей, но все они казались ему камнями.

Ли Сянъи мёртв?

Этот мошенник мёртв?

Как он мог умереть?

Разве он не Ли Сянъи?

Ли Сянъи ведь… не может умереть.

— Неужели и правда из-за… тех ран? — пробормотал Ши Вэньцзюэ. — О небо… Я ведь прекрасно знал, но… но сам ушёл… Небо…

Фан Добин развернулся, вдруг вцепился в него и с рёвом приподнял.

— Что ты знал?

Смотреть на улыбку Ши Вэньцзюэ было больнее, чем если бы он плакал.

— У мошенника были раны, очень тяжёлые старые раны… Скорее всего, остались с тех пор, как он упал в море…

Фан Добин надолго застыл в неподвижности, хотел и дальше орать, но разжал руки и уронил его.

— Ладно, ладно, ладно… — пробормотал он и посмотрел на лазурное море и синее небо. — Я был с ним знаком столько лет, мы с ним пили, ели и болтали, а я ничегошеньки не понял?

— Он правда мёртв? — Ши Вэньцзюэ поднялся на ноги. — Может, соврал, чтобы не приходить на состязание, придумал такую чудовищную ложь.

Не отрывая взгляда от чистого неба, Фан Добин покачал головой.

— Он не лгал, — пробормотал он. — Пусть он и мошенник, но никогда не лгал… по правде… не так уж и лгал, просто мы с тобой не понимали… И… не слишком принимали его всерьёз.

Ди Фэйшэн на камне Воззвания к солнцу уже услышал, что Ли Сянъи прислал предсмертное письмо и попросил Сяо Цзыцзиня заменить его. Холодно усмехнувшись, он стремительно скрылся из виду, сочтя ниже своего достоинства сражаться с ним.

Сяо Цзыцзиню тоже не хотелось вступать в бой, он всё никак не мог понять, почему в тот день Ли Ляньхуа предпочёл сбежать, не принимая смерть, а теперь вдруг тихо умер, не оставив следа?

Он написал: «меч сломан, мёртв и его владелец».

Неужели, когда он сломал Вэньцзин, сразу же утратил жизненные силы?

Сяо Цзыцзиня постепенно охватывал ужас — неужели… Неужели это и правда он сам… погубил его? Он ведь сам всей душой желал ему смерти, а теперь, похоже, он правда мёртв, однако это кажется немыслимым, с чем невозможно смириться. Ли Сянъи — бессмертное, непобедимое божество, которое существует, как бы он ни относился к нему, какие злые слова ни бросал бы ему в лицо, как бы ни размахивал перед ним мечом…

Как он мог… на самом деле умереть?

Он погиб из-за тяжёлых ран, полученных тринадцать лет назад?

В тот день он не соглашался сдаваться, не желал покончить с собой — неужели, потому что…

С лица Сяо Цзыцзиня вдруг схлынула краска — неужели, потому что не хотел, чтобы он убил его собственными руками! Не хотел, чтобы он раскаивался в содеянном и не хотел, чтобы Ваньмянь знала, что он вынудил его покончить с собой — поэтому тогда не мог умереть!

Если бы Ли Ляньхуа умер в тот момент, Ваньмянь никогда бы не простила.

Поэтому он запрыгнул в рыбацкую лодку и уплыл… в другое место…

Умирать в одиночестве.

Глаза Сяо Цзыцзиня покраснели — когда он умирал в одиночестве, был ли кто-то с ним рядом? Нашёлся ли кто-то, чтобы похоронить его, забрать его тело?

Он оглянулся, берег опустел, уже сколько-то времени раздавались всхлипы — несколько девушек в голубых платьях плакали в отдалении, лицо Цзи Ханьфо стало безжизненным, Бай Цзянчунь осел на землю, Ши Шуй, не проронив ни слова, направился обратно.

— Да где же ты умер? — задрав голову, протяжно крикнул Сяо Цзыцзинь. — Чтобы увидеть живым или отыскать твоё тело, закопаюсь на три чи в глубину, обойду всю Поднебесную, но найду тебя!

Два года спустя.

Побережье Восточного моря.

Деревушка Кэцо.

Деревушка Кэцо расположена недалеко от Юньцо, на берегу за ней сушатся рыболовные сети, живёт здесь чуть больше сотни человек, гораздо меньше, чем в Юньцо.

За домом кто-то выставлял на просушку сеть.

Этот человек отличался изящным телосложением и необычайно белой кожей, словно очень долго не видел солнечного света, но его правая рука висела вдоль тела — похоже, утратив подвижность. Он медленно поправлял сеть одной только левой, но казалось, занятие приносит ему удовольствие.

Вот только видел он тоже не очень хорошо, иногда ему приходилось работать на ощупь, иногда — подносить поближе к глазам, чтобы