не найдется ничего полезного» (Письма. III, V. 10). Эти занятия летом сопровождались обычно приемом солнечных ванн. После второго завтрака Плиний немного спал, а затем уже за обедом снова продолжалось чтение и делались беглые заметки. Не терялись даром ни часы бани, ни время, уходившее на путешествия. Всегда рядом с Плинием были чтецы и скорописцы, а он всегда что-то слушал или диктовал. Много работал Плиний и сам, без посторонней помощи, в основном, ночью. О своих научных занятиях он говорил скромно: «…я ведь только человек, притом занятый служебными обязанностями; я занимаюсь этим трудом только в обрезки времени, т. е. в ночные часы» (Ест. ист. Предисл. 18). Племянник его характеризовал как человека «острого ума, невероятного прилежания и способности бодрствовать» (Письма. III, V. 8).

Летом 79 г. Плиний Старший находился в Мизене близ Неаполя, лично командуя доверенным ему флотом. 24 августа в этом районе произошло извержение Везувия, уничтожившее три приморских города — Помпеи, Геркуланум и Стабии. Вначале появилось огромное облако, по форме напоминавшее пинию. «Явление это, — писал Плиний Младший, — показалось дяде, человеку ученому, значительным и заслуживающим ближайшего ознакомления» (Письма. VI, XVI. 7). Он приказывает снарядить для этого небольшое, легкое судно. Однако, узнав о масштабах надвигающейся опасности, Плиний прилагает усилия прежде всего к организации спасения населения — «то, что предпринял ученый, закончил человек великой души» (Письма. VI, XVI. 9). Во главе эскадры он отправляется в Стабии. Но и здесь, выполняя долг представителя власти, Плиний не изменяет и своим естественнонаучным интересам — «он спешит туда, откуда другие бегут… стремится прямо в опасность и до того свободен от страха, что, уловив любое изменение в очертаниях этого страшного явления, велит отметить и записать его» (Письма. VI, XVI, 10). Разбушевавшееся море не позволило вовремя отчалить, и Плиний, страдавший, видимо, астмой, умер, задохнувшись от тяжелых серных паров.

Уже факты биографии Плиния, его выразительный портрет, нарисованный в письмах племянника, вызывают предположения о нем как о натуре цельной и увлеченной, что мало вяжется с образом «безалаберного компилятора».

Но документально подтвердить наличие у Плиния цельного мировоззрения можно только на основании текста «Естественной истории», которая, однако, на первый взгляд особой цельностью не отличается и даже отпугивает едва ли не хаотическим нагромождением самых различных фактов. И все же в композиции этого произведения и в последовательности отдельных сюжетов есть своя логика.

В целом, «Естественная история» обладает достаточно стройной композицией. Ее книги предваряет предисловие, представляющее собой письмо-посвящение императору Веспасиану. В первой книге излагается содержание всех последующих и перечисляются имена авторов, трудами которых Плиний пользовался при получении материла для своего сочинения. Вторая книга посвящена космологии. Плиний идет от общего к частному и начинает с небесных явлений, поскольку в античном, в римском сознании мир, вселенная — это по преимуществу небо, что зафиксировано и в языке (Mundum et hoc quodcumque nomine alio caelum appellare libuit — Ест. ист. II. 1). Начав с астрономии, Плиний переходит к метеорологии и атмосферным явлениям, рассматривая небо уже не как вселенную, а как ее часть. Затем он «спускается» с небес на землю и затрагивает вопросы геологии и общей физической географии. Более детально география рассматривается в III—VI книгах. В них уже Земля выступает синонимом вселенной, а ее частями объявляются Европа, Азия и Африка. Описание вселенной ведется согласно традиции «от захода солнца и Гадитанского залива, где Атлантический океан врывается на территорию суши и разливается внутренним морем» (Ест. ист. III. 3), так что сначала рассказывается о Европе, потом об Африке и затем об Азии. В географических книгах даются также некоторые сведения по этнографии. Вслед за этим начинается повествование о жителях Земли — о человеке (VII кн.) о его соседях — наземных животных (VIII), затем о животных моря, ибо среди них встречаются самые крупные (IX), потом о птицах (X) и, наконец, о насекомых, которым отводится первая половина XI книги — в ее второй половине помещается сравнительная анатомия, своего рода итог биологических книг «Естественной истории». XII—XIX книги посвящены ботанике, а XX—XXVII — лекарственным свойствам растений. Следующие, XXVIII—XXXII книги — тоже медицинские, в них речь идет о медицинской зоологии. Рассмотрев все, что находится на поверхности земли, Плиний «погружается» в ее недра и обращается к минералогии и металлургии, попутно затрагивая историю искусств, так как художники, создавая свои произведения, пользуются прежде всего минералами и металлами.

«Атомами» плиниевского текста является res — вещи, явления, факты, точнее, сообщения о них (в медицинских книгах они называются medicinae, т. е. лекарственные свойства), historiae — истории, описания, которые могут быть и экскурсами в историю открытия или изучения того или иного явления, и просто изложением сюжета, так или иначе связанного с этим явлением, и observationes — суждения, замечания обобщающего или оценочного характера. Для каждой книги называется сумма всех упомянутых в ней res, переданных historiae и сделанных observationes — от нескольких сотен до полутора тысяч. Переходы от очередной res к historia или observatio бывают порой неожиданными, и это вызывает упреки в склонности отвлекаться на «посторонние» темы, которые мешают обнаружению «рационального» зерна. На самом деле, рассказывая о каком-либо природном феномене, Плиний может вспомнить о том, какую роль сыграл этот феномен в римской истории, например, в качестве предзнаменования, или пуститься в подчас продолжительные морализирующие рассуждения. На наш взгляд, такая «непоследовательность» в подаче естественнонаучной информации является скорее достоинством, чем недостатком «Естественной истории», ибо позволяет увидеть особенности научного мышления Плиния, способного установить связь между явлениями разного порядка, своеобразно трактующего взаимоотношения природы и культуры, не проводя демаркационной линии между сферами компетенции естественных и гуманитарных наук.

Античность выработала жанр научной литературы, в котором легко совмещались природоведческие и гуманитарные сюжеты, получивший название «истории» (ἱστορία). У Аристотеля этот термин служил «для обозначения описательной науки, материалом для которой служат данные наблюдения и факты, сообщенные другими лицами». В этом смысле труды Гекатея и Геродота были типичными «историями». Противоположностью «истории» была наука, основанная на доказательствах (ἐπιστήμη)…» [6. С. 452]. По-видимому, такие произведения, как «физика» или «О частях животных» можно отнести к «эпистеме», чего нельзя сказать о труде Плиния, уже в заглавии которого фигурирует слово «история»[5361]. Но не следует спешить с аксиологическими выводами — в историконаучной перспективе «история» представляет не меньший интерес, чем «эпистема». Античная наука, построенная на доказательствах, виртуозно владея логикой, могла объяснить любой факт и концентрировала свое внимание не на факте, а на его объяснении, как это видно на примере Аристотеля [см. 11]. Но эта виртуозность и изобретательность в объяснениях была чревата всеобъясняемостью и дискриминацией фактов, не вписывающихся в логическую схему в рамках «эпистемы». Напротив, «история» проявляла обостренный,