halitus, spiritus vitalis, становится центральным в его системе природы, и наполняется богатым конкретно природоведческим содержанием. В известном смысле стоическое учение о пневме получает в «Естественной истории» дальнейшее развитие.

Укоренению стоицизма на римской почве особенно содействовала философия Посидония. Учеником Посидония был Цицерон, он оказал влияние на Туррания Грацила, Помпония Мелу и других римских авторов, на которых опирается Плиний. Ссылается Плиний и на самого Посидония, но прежде всего как на авторитет в области астрономии, метеорологии и географии. О прямом идейном влиянии говорить трудно. Даже сама мировая симпатия получает у Плиния интерпретацию, несколько отличающуюся от того смысла, который вкладывал Посидоний в это изобретенное им слово. Для Посидония мировая симпатия была силой, обусловливавшей неразрывную связь всех частей вселенной, физическим носителем которой являлась пневма, «теплое дыхание», состоящее из огня и воздуха. Такое понимание симпатии разделялось Плинием, что, однако, выражается не собственно в трактовке термина «симпатия», а в том, какую роль отводил Плиний все тому же spiritus vitalis. Взгляды Плиния и Посидония совпадают в отношении к дивинации. Они оба считают веру в предзнаменования, гадание и т. д. оправданной, а для Посидония дивинация как раз и была возможной за счет тесной связи между явлениями самого разного порядка. По этому поводу Цицерон, также признававший «наличие естественного взаимодействия (cognatio naturalis) между вещами весьма далекими одна от другой», иронизировал: «Из какой взаимосвязи в природе, и как бы гармонии и согласия, — того, что греки называют συμπάθεια, можно заключить, что либо выемка в печени имеет отношение к моему небольшому состоянию, либо мой маленький доход — небу, земле, ко всей природе вещей?» (Циц. О дивинации. II. 34). Плиний как и Посидоний, не был настроен столь скептически.

Полностью принимая посидониевскую идею симпатии, Плиний идет несколько дальше, и вносит в это понятие отсутствующий у Посидония психологический элемент, по-видимому, досократического происхождения. Мировая симпатия выступает у Плиния одновременно с такой же повсеместной «антипатией», что заставляет вспомнить Дружбу и Вражду Эмпедокла. (Диог. Лаэрт. VIII. 76; Ест. ист. XXXVII. 59).

По мнению М. Лаффранк, явное несоответствие всех «естественных историй» доктрине Посидония состоит в их повышенном внимании к чудесам и к чудовищам при обращении к живой природе. Для Посидония, как и для Аристотеля, чудовища — это «ошибка» природы, в целом же действительность поддается объяснению на основании законов мироздания, устанавливаемых космическим Логосом, так что не остается места ни для чего удивительного. К тому же одним из важнейших достоинств мудреца Посидоний считал способность ничему не удивляться (ἀθαυμάσια) [20. С. 331]. Напротив, все удивительное (mirum) Плинию представляется особенно ценным, а «человеческую страсть ко всему удивительному» (desiderium et admiratio hominum) он не только не порицает, но старается удовлетворить как можно бо́льшим количеством чудесных фактов.

Впрочем, повышенный интерес Плиния к чудовищам (monstrifica) не противоречит в основном физике стоиков, потому что чудеса у него нередко сопровождаются натуралистическими объяснениями в традициях стоицизма. В этих объяснениях (несмотря на то, что Плиний объявляет себя противником любой «аргументации» — например, XI. 8) с особенной силой сказывается оригинальность «великого компилятора». Так, единственный из всех античных ученых, он связывает наличие чудовищ, удивительных живых существ, с изобилием влаги или ее недостатком. По его утверждению, особенно много чудовищ (beluae) рождается в море, где изобилие влаги приводит к тому, что «семена всех вещей» смешиваются удивительным образом (II. 7; II. 2) подобно тому, как в Африке недостаток воды заставляет многих животных собираться в тесноте у небольших источников, что приводит к совокуплению животных разных видов, и оттого появляется множество животных смешанных форм (multiformes animalium), откуда и греческая поговорка «В Африке всегда встретишь что-то новое» (VIII. 27).

Сближает Плиния со стоиками и натуралистическое истолкование известных мифов и религиозных представлений. По его мнению, божество (numen), проникающее во все уголки природы в форме животворного дыхания (spiritus vitalis), проявляется в виде испарений, выходящих из земных расщелин, и вдохновляет прорицателей, таких, как пифия в Дельфах (II. 208). Волшебство же Медеи, погубившей дочь Креона, состояло в том, что оставленная Ясоном волшебница пропитала венок царевны нефтью, и, когда та приблизилась к огню алтаря, венок загорелся (II. 235). Подобные объяснения ни у кого, кроме Плиния, не встречаются, но они несомненно вдохновлены давней стоической традицией аллегорически и натуралистически переосмысливать древнюю мифологию.

На первый взгляд может показаться, что между Плинием и стоицизмом имеются противоречия в отношении к науке, к знанию вообще; его демократический энциклопедизм не имеет ничего общего с элитарностью стоического мудреца. Хотя Хрисипп и считал «общий круг знаний» полезным в какой-то мере, в целом стоики выносили «многознание» за рамки подлинной мудрости [17. С. 128][5364]. Однако для Плиния «многознание» не самоцель. Он страстно собирает многочисленные факты из жизни природы не ради интеллектуального наслаждения, безмятежности или утешения. Своим трудом он выполняет моральный долг перед природой, так как незнание природы — это «преступление» и «неблагодарность» по отношению к природе (Ест. ист. II. 159)[5365]. Он же ставит себе в заслугу то, что первым из римлян выполнил свой моральный долг, рассказав о Природе во всех ее проявлениях, и потому просит ее благосклонности (не предчувствуя ли скорую гибель в столкновении с силами природы?) (Salve, parens rerum omnium Natura, teque nobis Quiritium solis celebratam esse numeris omnibus tuis fave — Ест. ист. XXXVII. 205).

Таким образом, несмотря на все разногласия, и на то, что Плиний сам отрицал свою принадлежность к стоической школе (Ест. ист. Предисл. 28), его естественнонаучное мировоззрение отмечено основными чертами стоической физики. Следует рассмотреть, насколько последовательно он согласует принципы стоицизма с богатым природоведческим материалом.

Как известно, «Естественная история» Плиния Старшего построена почти целиком не на личных наблюдениях, а на письменных источниках. Одним из главных источников зоологического раздела были труды Аристотеля, прежде всего «История животных». На это указывают и ссылки самого Плиния, и текстологический анализ его сочинения. Можно было бы ожидать, что Плиний, заимствуя у Аристотеля богатый фактический материал, перенес бы в свой труд и некоторые из теоретических обобщений Стагирита. В отдельных случаях так и произошло. Однако, обнаружение у Аристотеля утверждения о том, что рыбы не дышат, вызвало со стороны Плиния протест, который он попытался по-своему обосновать. Приведем полностью текст, в котором он излагает взгляды по этому поводу.

«…они (киты) по общему признанию, дышат, как и немногие другие жители моря, которые имеют среди внутренностей легкое, ведь считается, что без него ни одно животное не может дышать. Те, кто придерживается такого мнения, полагают, что рыбы, имеющие жабры, не могут ни выдыхать, ни обратно вдыхать воздух,