подчас наивный интерес к любому факту, потенциально представляющему научную ценность. Что же касается «Естественной истории», то в ней делается попытка все эти разнородные факты и явления систематизировать и даже ведется полемика с такими способами их объяснения, которые вступают в противоречие с принципами этой систематизации. Труд Плиния — это уже не история» досократовской поры — в ней так или иначе учтен опыт всей классической и эллинистической науки древности.

«Естественная история» обнаруживает родство не только с греческой научной, но и римской литературной традицией. Это естественно, ибо Плиний — страстный патриот, в частности убежденный в том, что современная ему греческая наука легкомысленна и только римляне способны писать серьезные научные труды (Ест. ист. Предисл. 24). Т. Кевес-Цулауф указывает на родство плиниевского сочинения с римскими сакральными текстами, обращая внимание на то, как формулируются отдельные обобщающие суждения Плиния, и прежде всего на схожесть предисловия-посвящения императору Титу с текстами посвящений богам [18]. Эти параллели очевидны. Но при этом следует помнить, что сакральный оттенок активно присутствовал во всех областях частной и общественной жизни римлян, и его наличие тем более не удивительно в литературной деятельности такого официального лица, приближенного к императору и обязанного содействовать распространению его культа (Ест. ист. II. 5) [7. С. 180]. Тем не менее «Естественную историю» нельзя рассматривать как сам по себе сакральный текст, обожествляющий Природу и императора. Речь может идти только о композиционных и стилистических параллелях, о литературном, риторическом приеме.

Сама риторика, генетически связанная с римской сакральной практикой[5362], является неотъемлемым элементом плиниевского текста. Каждая книга «Естественной истории» открывается предисловием — проэмием, написанным в чисто риторическом стиле, и при изложении материала Плиний нередко прибегает к декламациям, сентенциям, поэтическим метафорам, антитезам, игре слов и другим риторическим приемам. Да и задачи своего труда он определяет в значительной степени как чисто литературные: дать новое звучание давно известным вещам (vetustis novitatem dare), обыденным вещам придать блеск (obsoletis nitorem), отталкивающие сюжеты сделать привлекательными (fastiditis gratiam). Однако не следует рассматривать это произведение как полностью риторическое[5363]. Напротив, Плинию хотелось бы отмежеваться от современной ему риторической литературы, доставляющей удовольствие, но бессодержательной (Ест. ист. Предисл. 12). Он также обращает внимание на то, что в его сочинении «для большинства предметов применяются слова либо деревенского обихода, либо чужеземные, даже варварские…» (Предисл. 13).

Плиний хотел, чтобы его произведение было скорее удобным для извлечения пользы, чем источником изящных удовольствий (utilitatem juvandi gratiae placendi [sc. praeferre] — Предисл. 6). Книги «Естественной истории» написаны для простых людей, для массы земледельцев, ремесленников, наконец, для занимающихся науками на досуге (humili vulgo scripta sunt, agricolarum, opificum turbae, denique studiorum otiosis — Предисл. 6). Эта ориентация на практическую пользу, демократизм сказывается и в том, как определяет Плиний жанр своего сочинения, относя его к энциклопедическому направлению в научной литературе. Ἡ ἐγκύκλιον παιδεία обозначала общую культуру, общедоступное образование. Однако не следует вслед за Ф. делла Корте преувеличивать дидактический характер Плиниевой энциклопедии [13]. Для Плиния ἐγκύκλιον παιδεία — это не только общий круг знаний, но и всестороннее знание. Он обращает внимание на универсальный характер своего произведения. Признавая то, что идея энциклопедического труда родилась в Греции, и то, что его соотечественниками, Катоном, Варроном и Цельсом, делались попытки ее реализации (Предисл. 24), Плиний ставит в заслугу себе создание первой в истории энциклопедии. Для Плиния его энциклопедия — это научный труд, в котором он выполняет свой, по существу, моральный долг перед природой, стремясь воздать природе все, что она заслуживает (naturae sua omnia [sc. dare]), показать действительную природу всех явлений (omnibus vero naturam — Предисл. 15). Он также видит свою задачу в прояснении темных вопросов (obscuris lucem [sc. dare] — Предисл. 15), и уже это делает его труд чем-то бо́льшим, чем просто summa historica [13. С. 54]. Возвращаясь к вопросу о связи труда Плиния с античной «историей», наукой описательной, следует признать, что сам Плиний любил часто повторять, что в его задачи входит прежде всего описание явлений (rerum manifestas indicare), а не их объяснение (например: Ест. ист. XI. 8; XXXVII. 60). Но сам же он себя и опровергает, когда вступает в теоретические споры или делает умозрительные построения иной раз по таким вопросам, которых античная теоретическая мысль до Плиния не затрагивала (см. Ест. ист. II. 72). В этом случае не может быть также речи ни о какой компиляции. Относительно же использованной литературы Плиний с гордостью сообщает, что им было собрано 20 тыс. достойных внимания фактов из 2 тыс. томов более ста греческих и римских авторов (Ест. ист. Предисл. 17).

Для выявления общих теоретических установок античного ученого необходимо установить, каких философских взглядов он придерживался, поскольку применительно к античности не может идти речи о какой-либо специальной научной теории, за исключением, может быть, астрономии и механики. Это тем более касается Плиния, который в одном труде сводит воедино данные, полученные из самых разных областей знания. В его случае это означает выяснение того, какая из школ античной философии оказала на него большее влияние, поскольку специально он философскими проблемами не занимался. Сам он отрицал какую-либо связь с известными ему философскими направлениями. По поводу своей книги «Сомнительные речения» он писал, «…слышу, и стоики, и диалектики перипатетики, и эпикурейцы (а от грамматиков и всегда ждал) вынашивают критику против изданных мной книг о грамматике…» (Ест. ист. Предисл. 8). Тем самым он ставил себя вне упомянутых философских школ. И все же в своем труде, призванном показать природу во всем ее единстве, он постоянно упоминает имена Пифагора, Демокрита, Платона, Аристотеля, Феофраста, Посидония и других философов, естественнонаучные труды которых (или их последователей) он использовал при своей работе. Из подобных книг, пропитанных натурфилософскими идеями тех школ, в рамках которых они создавались, эти идеи проникали в «Естественную историю». Нередко вступая в противоречие, идеи соперничающих школ заставляли Плиния делать выбор между ними и таким образом занимать определенную натурфилософскую позицию.

Как и большинство античных авторов, Плиний называет «философами» индийских гимнософистов (Ест. ист. VII. 48), но философы это для него по преимуществу греки (Ест. ист. VII. 61). Желая показать себя поборником староримских ценностей, Плиний не прочь выступить с осуждением греческой философии, понимаемой как нерасчленимое целое, типичным воплощением которой был Карнеад, превращавший истину в нечто неуловимое (quid veri esset haud facile discerni — Ест. ист. VII. 76). Соглашается он и с Катоном Цензором в том, что всех без разбора греков следовало бы выслать из Италии. И все же подобные рассуждения Плиний позволяет себе только тогда, когда он далек от главного предмета