не наказывал! Юноша стоял у большого котла, опустив голову, и молчал.

– Он не умер, – сказал вдруг Хуа Чэн.

Лан Цяньцю поднял на него взгляд.

– Ты же не думаешь, что так просто ему отомстил? Ты лишь уничтожил одно из воплощений. Чтобы окончательно избавиться от демона, нужно отыскать его прах.

– Спасибо за науку, – холодно ответил Лан Цяньцю. Я непременно отыщу его, добью и принесу прах в жертву родителям. А потом вернусь с вами поквитаться. И не думайте убегать, советник!

Сказав так, он взмахнул мечом и разбил котёл, а сам развернулся и пошёл прочь. Вода хлынула на землю, неся с собой остатки костей и плоти. Се Лянь хотел догнать юношу, но это уже не имело смысла. Он замер на месте, не зная, что делать, а Хуа Чэн подошёл ближе и сказал:

– Он только что узнал правду, ему нужно время, чтобы остыть.

– Но зачем вообще было ему рассказывать? Разве это важно? – растерянно пробормотал Се Лянь.

– Конечно важно. Он должен знать, что ты сделал, а чего не делал, и почему так поступил.

Се Лянь резко повернулся к нему и спросил:

– Зачем ему подробности? Ну да, выходит, я меньше людей убил, чем он думал. Ого, вот так достижение! Только мне от этого не легче…

Хуа Чэн молчал. В груди Се Ляня внезапно поднялась волна гнева, но он и сам не знал, на кого сердится.

– Какие мне могут быть оправдания? – выпалил принц. – Его венценосный отец всем сердцем мечтал примирить наши народы, а я его убил. Князь Аньлэ был моим последним кровным родственником – я и его убил. Чего мне теперь бояться? Мне уж всё равно, можно всех собак на меня вешать! Раньше считалось, что я один во всём виноват, а теперь и князь Аньлэ оказался в этом замешан, и Ци Жун, и вообще все люди Сяньлэ. Не лучше бы ему ненавидеть одного человека, а не целую толпу? Зачем было показывать, что всё, чему я его когда-то учил, это полная чушь, пустые слова, которые ничего не стоят?

Хуа Чэн продолжал хранить молчание. Так они смотрели друг на друга пару минут, а потом Се Лянь спрятал лицо в ладонях и пробормотал:

– Прости. Саньлан, прости. Я, наверное, с ума сошёл…

– Да нет, это я виноват.

– Не виноват. Дело во мне.

Он сел и обхватил голову руками.

– Всё перепуталось… Сплошной хаос!

Мгновение спустя Хуа Чэн опустился на пол рядом с ним и сказал:

– Не вини себя. – Не дождавшись ответа, он продолжил: – Ты убил правителя Юнъаня, чтобы спасти народ Сяньлэ. Убил князя Аньлэ, чтобы положить конец вражде. И умер от рук Лан Цяньцю, тем самым понеся наказание. Три жизни в обмен на несколько поколений мира – это отличная сделка, я бы сам поступил так же.

Он говорил уверенно, ни капли не сомневаясь в своих словах.

– Ты не виноват. Никто бы не справился лучше тебя.

После долгого молчания Се Лянь заговорил:

– И всё же я не должен был так поступать. – Он медленно поднял голову. – Неправильно, что человек совершил хороший поступок, а закончилось всё для него плохо. Так не должно быть. Пусть это ложь, но я хотел, чтобы Цяньцю запомнил: если он будет добр к людям Сяньлэ, они ответят тем же. А теперь он считает мои слова, всё, во что он верил, ложью, обманом. Сплошные, мать твою, враки! Я просто… – Он поднял правую руку и посмотрел на неё. – Я сыт этим по горло. Не хочу, чтобы другие продолжали страдать…

Хуа Чэн не перебивал его, и Се Лянь вдруг понял, что только что наговорил кучу грубостей.

– Прости. Ты и сам видишь – этот мир просто смешон. Первые поколения правителей Юнъаня творили произвол и не понесли за это никакого наказания, а отец и мать Лан Цяньцю искренне хотели сделать что-то хорошее, что-то важное, и закончили так печально.

Все пять лет, что он служил советником при дворе Юнъаня, правитель относился к нему с превеликим уважением. Он верил Се Ляню и на пороге смерти – до последнего вздоха. Принц тихо пробормотал, глядя перед собой:

– Я никогда не забуду… лицо государя, когда я пронзил его мечом.

– Это вина Ци Жуна и Аньлэ.

Се Лянь покачал головой и уткнулся лицом в колени.

– А ведь так хорошо начиналось…

Как только отец Лан Цяньцю взошёл на трон, он прекратил гонения выходцев из Сяньлэ. Столько труда вложил за эти годы, чтобы народ жил в согласии, и, когда конфликты почти сошли на нет и забрезжила надежда, князь Аньлэ устроил кровавую бойню на Золотом пиру.

Той ночью накануне побега Се Лянь отыскал Аньлэ, чтобы убедить того остановиться, но увидел в глазах князя безумие. Узнав, кто перед ним, тот вцепился в руку принца и принялся пылко уговаривать присоединиться к мятежникам. От его слов волосы вставали дыбом: Аньлэ был одержим местью. Он клялся, что после Золотого пира доберётся до Лан Цяньцю и перевернёт страну с ног на голову. Плевать, что это разрушит с таким трудом установленный порядок, он даже готов был пожертвовать жизнями оставшихся граждан Сяньлэ: ради своей цели – отправить правящую семью Юнъаня в ад.

Однако убийство есть убийство. Можно сколько угодно искать благородные оправдания, утверждать, что не было другого выбора, но правда в том, что Се Лянь собственноручно убил мудрого правителя, который искренне хотел примирить враждующих, а потом ещё и последнего представителя собственного рода.

Глава 54

Логово людоеда. Небожители против князя демонов

Часть первая

Се Лянь повернулся, посмотрел на каменную статую, уныло стоящую на коленях, и пробормотал:

– Кое в чём Ци Жун прав – я полный неудачник.

Хуа Чэн резко возразил:

– Нашёл кого слушать, это ничтожество. Он сам чем знаменит? Тем, что тварь живучая и бегает быстро? За восемь сотен лет ничего не добился, даже до «непревзойдённого» не дотянул. Об такую падаль мараться противно.

Се Лянь криво улыбнулся, а про себя подумал: «Так и про меня можно сказать… Живучий, быстро бегает, живёт на свете сотни лет – и ни в чём не преуспел…»

Он был счастлив, когда Лан Цяньцю вознёсся и стал богом войны востока. Ещё отраднее было узнать, что юноша не возгордился, а остался собой: простым и честным парнем, который может задремать на скучном собрании. Но как отразится на нём этот день? Что он будет делать после того, как отыщет Ци Жуна и окончательно его уничтожит? Вернётся, чтобы расквитаться с наставником Фан Синем?

Се Лянь встал и медленно подошёл к сгорбленной статуе. Она изображала наследного принца плачущим, и от рыданий черты, так похожие на его собственные, некрасиво исказились. Не отводя взгляда, он тихонько вздохнул, положил ладонь на каменную голову и сжал что есть мочи.

По лбу истукана побежали трещины,