Так неужели она полюбила его в браке? В том самом, который оглушительно трещал по швам и который был для нее сущей пыткой?

Милена обернулась — и заметила Грэга, стоявшего около распластавшегося на полу Бизза и отдававшего по рации распоряжения.

Когда они подошли к холлу, муж вдруг выпустил ее ладонь и сказал:

— Иди позади меня, Милена!

Она знала, что он придерживался мнения, что первым всегда должен следовать он, президент. А все остальные — на несколько шагов позади.

Милена задержалась, пропуская супруга вперед, и вдруг ощутила, что если когда-то его и любила, то разлюбила. И что ей опять предстоит роль живой куклы, пожимающей руку очередному важному политику, улыбающейся ему и говорящей ему банальные фразы.

Как же ей все это надоело! Интересно, а нельзя ли навести справки у подчиненных Грэга на предмет, есть ли у него жена или подруга? Может, он в разводе? При такой напряженной работе это было бы неудивительно. И для нее идеально.

В холле уже ждал, заметно волнуясь, китайский посол, чьего имени Милена не запомнила, а если честно, и не хотела запоминать.

Да, идеально, потому что тогда она не станет причиной расставания Грэга с женой или тем более с семьей. Потому что у него наверняка были и дети, возможно, даже не один. Интересно, сколько им лет?

Китаец, механически пожав руку Милене и даже не сделав ни одного комплимента, сразу взял быка за рога, заявив на идеальном английском:

— Мистер президент, Политбюро в Пекине выражает крайнюю озабоченность вашим последним твиттом об акте возмездия в отношении Пхеньяна.

Делберт отечески усмехнулся и, положив китайцу, который был на две, если не все три головы ниже его, руку на плечо, произнес:

— А что, Политбюро в Пекине читает мой «Твиттер»? Похвально, очень похвально!

Милена продолжала размышлять. В голову опять лезли непристойные мысли — и если бы стоявший в двух метрах от нее муж и тем более чопорный китаец узнали, о чем она думает в то время, как они пытаются предотвратить Третью мировую, у них глаза бы на лоб полезли.

И, возможно, не только глаза. И, вероятно, не только на лоб…

— Мистер президент! — тон китайца, обычно абсолютно флегматичного, сделался практически истерическим. — Не время для шуток!

В иной ситуации Делберт, конечно же, вспылил бы в ответ на подобное замечание, однако в этот раз он играл роль мудрого политического мужа. Снова похлопав китайца по плечу, он совершенно спокойно продолжил:

— Посол, давайте обсудим это в моем кабинете. Кстати, вы ведь не были у меня здесь, в «Зимнем Белом доме»? Так разрешите вам показать его и довести до вашего сведения, что в нем имеется сорок шесть спален и пятьдесят девять ванных комнат, не считая…

Делберт увлек за собой азиата, а Милена одарила свиту посла КНДР надменной улыбкой и, заметив подоспевшую Хантер Рогофф, произнесла:

— Займите их чем-нибудь. Проводите их в… в Пурпурную гостиную…

— Думаю, будет лучше разместить их в Дубовой. Она неподалеку от кабинета президента.

Милена пожала плечами. Ей было решительно наплевать на то, где в итоге окажутся китайцы. Все ее мысли вертелись вокруг Грэга.

Внезапно она заметила шествовавшую по анфиладе комнат Марианну дю Прэ, которая, завидев ее, резко свернула в сторону.

— Она еще здесь? — вырвалось у Милены, а Хантер Рогофф, на лице которой возникло некоторое подобие улыбки, абсолютно ей, впрочем, не шедшей, заметила:

— Мадам изъявила желание лететь обратно в Париж, однако аэропорт Орландо в связи с ураганом «Хиллари» закрыт. Тогда мадам изъявила желание лететь хотя бы в Нью-Йорк, однако это невозможно по той же причине.

— Я поговорю с президентом, — сказала Милена. — Пусть он отправит ее куда угодно на «борту номер один». Но сначала ему, кажется, надо предотвратить Третью мировую.

— Или начать ее, — заметила Хантер, лицо которой было совершенно серьезно, и Милена вдруг спросила:

— А ведь у вас русские предки, так ведь?

И добавила по-русски, который изучала в качестве иностранного языка в школе:

— Или вы сами родом из России?

На лице Хантер не дрогнул ни один мускул, и она отчеканила на английском:

— Извините, не поняла, что вы мне сказали на каком-то иностранном языке. Это что, русский? Или ваш родной герцословацкий?

— Вы уходите от ответа, Хантер. И сами задаете мне вопросы, игнорируя мои.

Хантер Рогофф, осклабившись, заметила:

— Вообще-то, моя личная жизнь вас не касается. Так же, как и меня ваша. Потому что меня наняли не вы, а ваш муж. И именно он платит мне жалованье. Но, так и быть, удовлетворю ваш интерес. Рогофф — моя фамилия по мужу, с которым я давно в разводе. И его предки в самом деле имеют русские корни, какие-то белогвардейцы, кажется, даже с дворянскими титулами, бежавшие в США от вашей революции чуть ли не сто лет назад.

Она, не мигая, посмотрела на Милену, и та отвела взор. И зачем она так, в лоб, спросила ее об этом? Потому что подозревала, что Хантер и есть Гордион.

— А теперь вынуждена покинуть вас. Мне надо разместить наших гостей в Дубовой гостиной.

Наблюдая за тем, как сноровисто Хантер дирижирует китайской делегацией, Милена так и не поняла, к какому выводу она в итоге пришла. Хантер могла быть Гордионом. Но кто знает, была ли она им на самом деле?

Видимо, ответ на этот животрепещущий вопрос ей мог дать только сам Гордион. Вот только где его найти.

Милена вздохнула. Наверняка здесь, в «Зимнем Белом доме».

* * *

— Ах, птичка моя, что там происходит? — бросилась к Милене Шэрон, как только та зашла в Золотую столовую, в которой слуги уже ставили и наряжали елку для предстоящего Рождества. — Говорят, что мы на грани ядерной войны?

— Говорят, что Флорида в результате глобального потепления рано или поздно окажется на дне океана, — парировала Милена, которая не хотела вести пустопорожние разговоры с Шэрон и содрогалась от ее обращения «птичка моя».

Вот уж кто точно не Гордион, так это она. Хотя на месте Гордиона она бы приняла именно такую личину — и никто бы никогда не заподозрил, что эта взбалмошная актриса-неудачница, доводящая всех до белого каления своими стенаниями по поводу интриг голливудских боссов, и есть шпион коварных русских.

— Птичка моя, но Делберт ведь отрицает, что глобальное потепление вообще существует! — заявила, всплеснув руками, Шэрон. Кто-то из прислуги выпустил из рук золоченый шар, и тот, упав на мраморный пол, с тонким звоном разлетелся на мириады сверкающих осколков.

— Значит, тогда нам и говорить не о чем? — продолжила Милена, прекрасно это зная и краем уха слушая, как верный Франклин сдержанным, но весьма недовольным тоном объяснял нерасторопному слуге, что елочные украшения принадлежали самой Жаклин Кеннеди.