хуже того — умер. Может быть, лицемерные этезианские солдаты или храмовники уже приносят его в жертву огню?

Слепо перемещаясь на ощупь, он попытался высвободиться из этой сияющей тюрьмы. Под руки ему беспрерывно что-то попадалось. Вероятно, тела, но тела ли живых? Что, если безумный храмовник, желая освободить город от чужеземцев, решил предать смерти и неповинных горожан? Его руки за что-то ухватились. Кость. И тогда же зрение вернулось к нему.

Он стоял, обращенный на запад, придавив ногой последний закатный луч. В руке он держал Поборника Света. Пламя перекинулось на его ладони, но не обжигало. За его спиной яркой стеной горел костер. Пепел медленно опускался на плечи и на голову Язару; он был почти незаметен в его серых волосах. Толпа вокруг заворожено молчала. Даже храмовники утратили былую невозмутимость. Кадимир смотрел на него строго и недоверчиво.

— Эсмаид указал нам проводника, — торжественно объявил он.

Догорел погребальный костер, и вдруг поднявшийся ветер забрал его следы. Но память о ярких событиях этого долгого дня не оставляла жителей Золотаря. Они собирались небольшими группами на скамейках. Они плакали и смеялись, вглядывались в небеса и мечтали. Они многого натерпелись от нашествия троллей. Они долго тащили на себе этезианское ярмо. Избранник Эсмаида — всего лишь ребенок, однако он уже проявил себя в бою и, может быть, еще сумеет удивить горожан.

Темными улочками теург вел Язара в Солнечную Колыбель. Он не мог оставить беспризорным избранника своего бога, а тот видел в приглашении Кадимира удачу и возможность лучше разобраться в причинах разногласий храмовников и этезианских солдат. Он не успел переговорить с Иварис, но, поймав его взгляд, она шепнула, что будет ждать. Едва ли кто-то еще различил ее слова в поднявшемся шуме, но и тогда бы не предположил, сколь далекому уху они предназначались.

Эсмаидцы сплотились вокруг Язара кольцом. Считая Кадимира, их было девятеро. Над каждым священнослужителем парил яркий золотистый шар-проводник. В путешествиях это простое колдовство выводило к свету из самой темной пещеры, а сейчас волей заклинателей следовало в Солнечную Колыбель. Несколько больший остальных шар Кадимира вожаком возглавлял эту горящую стаю.

Разговоры дорогой не велись, жрецы хранили торжественное молчание. Длительное время процессию сопровождали обыватели, многие из них в любопытстве дошли до самых храмовых стен.

Солнечная Колыбель оказалась огромным причудливым шатром. На деревянном каркасе стелились кольчужные позолоченные занавеси. У храма не было дверей, но отдернуть полог можно было только в двух местах — строго на востоке и западе. Процессия вошла в храм с западной стороны, ибо восточная сторона предназначалась только для выхода. Шары-проводники сразу же устремились к невысокому потолку главного зала, где заняли отведенные им ниши. А шар Кадимира разместился в центре помещения, опустившись в правую, воздетую к потолку большую медную ладонь.

Скульптор изобразил Эсмаида мужчиной суровым и сухощавым. Брови его были густы, скулы острыми, а нос гордым, как у орла. Его длинные локоны свободно ниспадали далеко за плечи, а ряса доходила до обутых в сандалии стоп. В левой опущенной руке Эсмаид держал сложившего крылья нетленного и никогда не гаснущего воскового ястреба. У подножия изваяния стояла медная чаша с лебяжьими перьями. Сжигая их в пламени свечи, горожане просили Зарока отнести их слова богу. В каждой детали: в остроте складок материи, в приподнятом подбородке и в отведенных плечах чувствовалось нечто высокое, нечеловеческое. Однако внешне медный Эсмаид мало походил на того златокудрого миловидного юношу, которого Язар наблюдал в небесах. Гораздо больше статуя напоминала старшего теурга Золотаря.

От Кадимира не укрылось недовольство гостя.

— Мне тоже не нравится эта скульптура, — признался он Язару.

— Он должен быть моложе, — ответил тот.

— Кто знает, — пожал плечами Кадимир. — Нестареющим Эсмаида называют альвы. Но разве это слово не применимо ко всем бессмертным? И почему должен быть молодым старейший из девяти первых богов?

— И даже вы, старший теург, никогда не видели Эсмаида? — удивился Язар.

— Я вижу, но не смею на него смотреть. Ибо мой глаз, глаз человека, не способен удержать его божественного света.

— Вас не было в битве, — вспомнил Язар, и сумрак надвинулся ему на лицо. — И никто из храмовников не встал на защиту своего города.

— На то не было воли богов, — спокойно ответил теург.

— Неужели боги хотели, чтобы вы прятались в храмах, пока тролли разрушают город?

— Ты прав, Язар, нам следовало вмешаться, — признался он. — Но прежде чудовища не проходили частокола. Никто не ожидал появления пещерных троллей. Никто кроме богов, — веско добавил он. — Ибо не появись они, и мы не обрели бы в тебе избранника Эсмаида. Ты, Язар, потушишь ярость леса и остановишь эти бессмысленные набеги.

Столь громкие слова вконец смутили юношу, еще недавно пасшего коров.

— Но я не знаю…

Кадимир по-отечески положил ему руку на плечо. Обычно суровый взгляд теурга вдруг сделался мягким.

— На тебя, Язар, возложена великая ноша. Она твоя и только твоя. Но ты волен выбирать с кем эту ношу разделить. Ты можешь уйти, когда пожелаешь. Но мы просим тебя хотя бы эту ночь провести с нами. Отдохни в стенах Солнечной Колыбели, а с рассветом укажи нам дорогу. Оставь неуверенность, и решение само найдется.

Жрецы по одному покидали зал, разбредаясь по маленьким кельям. За ними следовали шары-проводники. В помещении быстро темнело, и в слабом свете немногих оставшихся огней уже совсем зловеще блестела медь Эсмаида.

Язару показали его крошечную комнатку, — в ней не было ничего кроме жесткого тюфяка. Обещая вернуться, он вышел погулять, а как только скрылся за поворотом, удлинил шаг.

Иварис дожидалась его в беседке. Она предусмотрительно приоткрыла калитку, так что он проник во двор беззвучно, даже не разбудив сторожевого пса. Усевшись напротив, он обреченно покачал головой.

— Когда мы разговаривали здесь в прошлый раз, я мало что знал об этом городе. Знаний у меня прибавилось, но еще больше появилось вопросов. Одни только вопросы и никаких ответов.

— И у меня много вопросов, — призналась Иварис. — Так давай искать ответы вместе.

— В чем причина разногласия храмовников и этезианских солдат?

— Это вопрос веры. Боги Этэзии — Тиргуш и Хомира, сребролюбие и обман. Это не те добродетели, которым учат праведники Бризара.

Язар пожал плечами.

— В Виннике чтят только житников. У Эсмаида просят тепла и света, у Дорожа дождя и урожая. Охотники и рыбаки молятся Верозволу и Хаакулу, а всякому мастеровому всех ближе Инита. Никому в селе нет дела до дворцовых богов. Боги-интриганы, так их у нас называют. Они ведут войны руками людей. Они вербуют себе сторонников в Яраиле,