Сайлас остановился. Они дошли до переднего ряда скамей, иалтарь находился всего в пятнадцати ярдах. Всем своим массивным телом Сайласразвернулся к маленькой женщине и заметил, как она вздрогнула, заглянув в егокрасные глаза.

– Не хочу показаться грубым, сестра, но, знаете, я как-то непривык расхаживать по дому Господню как на экскурсии. Не возражаете, если япомолюсь наедине с нашим Создателем, ну а уж потом осмотрюсь?

– О да, конечно, – ответила сестра Сандрин, – Яподожду, посижу вон там, где-нибудь на задней скамье.

Сайлас опустил мягкую, но тяжелую руку ей на плечо и сказал:

– И без того чувствую себя виноватым, что разбудил вас. Ипросить остаться было бы слишком. Так что ступайте себе спать. А я вдовольналюбуюсь вашей церковью, а потом сам найду выход.

Она забеспокоилась:

– А вы уверены, что не будете чувствовать себя покинутым?

– Совершенно уверен. И потом, молитва – это радость, которуюне стоит делить ни с кем другим.

– Воля ваша.

Сайлас снял руку с ее плеча.

– Доброй вам ночи, сестра. Храни вас Господь.

– И вас. – Сестра Сандрин направилась клестнице. – Только, пожалуйста, когда будете выходить, затворите дверипоплотнее.

– Непременно. – Сайлас следил за тем, как онаподнимается по ступенькам. Потом отвернулся и опустился на колени в первомряду, чувствуя, как впиваются в плоть шипы.

Господь мой милосердный и всемогущий, Тебе посвящаю работу,которую должен сотворить сегодня…

Высоко над алтарем, в тени хоров, сестра Сандрин исподтишкаподглядывала через балюстраду за монахом в сутане, что стоял на коленях передалтарем. Ужас, овладевший ею, подсказывал, что надо бежать, скрыться. Может,этот таинственный гость, подумала она, и есть тот враг, о котором еепредупреждали. Может, именно сегодня ей придется исполнить клятву, данную многолет назад. Но пока что она решила остаться здесь, в темноте, и следить закаждым его шагом.

Выйдя из тени перегородки, Лэнгдон с Софи бесшумно двинулисьпо опустевшей Большой галерее к пожарной лестнице.

Лэнгдон шел и раздумывал еще над одной загадкой. Этот новыйповорот в череде таинственных событий страшно беспокоил его. Капитан судебнойполиции пытается пришить мне убийство. Зачем?

– Как думаете, – прошептал он, – может, это Фашнаписал послание на полу?

Софи даже не обернулась.

– Нет, это невозможно.

А вот Лэнгдон не был уверен.

– Но он просто из кожи лезет вон, чтобы упрятать меня зарешетку. Может, он приписал мое имя в надежде, что это станет веской уликой?

– Что именно? Последовательность Фибоначчи? Постскриптум?Все эти штучки да Винчи и символизм? Нет, на такое был способен только мой дед.

Лэнгдон понимал: она права. Ведь символика всех ключей кразгадке сведена воедино очень умелой рукой – пятиконечная звезда, знаменитыйрисунок да Винчи, символ богини, даже последовательность Фибоначчи. Последовательныйнабор символов, так бы сказали ученые. Все тесно связано воедино.

– И еще сегодняшний звонок, – напомнила Софи. –Ведь он говорил, что хочет рассказать мне что-то очень важное. Уверена,послание на полу Лувра – не что иное, как последняя попытка деда сообщить мнечто-то важное. И только вы способны помочь мне понять, что именно.

Лэнгдон нахмурился. На вид идола родич! О мина зла! Нет,смысл этих строк был ему совершенно непонятен, разобраться в нем он покабессилен, пусть даже от этого зависит жизнь Софи, да и его собственная тоже.Все только осложнялось с каждой минутой с того момента, как он увидел эти загадочныеслова. И имитация прыжка из окна тоже не добавит Лэнгдону доверия Фаша. Онсомневался, что капитан оценит юмор, обнаружив в прицепе трейлера кусок мылавместо главного подозреваемого.

– Выход уже недалеко, – сказала Софи.

– Как вам кажется, могут цифры в послании вашего дедаоказаться ключом к пониманию других строк? – Однажды Лэнгдону довелосьработать над старинной рукописью, где эпиграфы содержали шифры и определенныестрочки в них служили кодами к расшифровке остальных строк.

– Я весь вечер ломала голову над этими цифрами. Суммы,равенства, производные. Ничего не получается. С чисто математической точкизрения они выбраны наугад. Криптографическая бессмыслица.

– Однако они являются частью последовательности Фибоначчи.Это не может быть простым совпадением.

– Да, это не случайное совпадение. Используяпоследовательность Фибоначчи, дед как бы подавал мне сигнал. Впрочем, иостальное тоже служило сигналом: то, что послание было написано по-английски;расположение тела, копирующее мой любимый рисунок; пятиконечная звезда. Всеради того, чтобы привлечь мое внимание.

– А что именно говорит вам пентакл?

– Ах да, я не успела вам сказать. Пятиконечная звезда еще вдетстве была для меня с дедом особым символом. Мы играли в карты таро, и мояуказующая карта всегда оказывалась из набора пентаклов. Уверена, дед мнеподыгрывал, но с тех пор пентакл имел для нас особый смысл.

Лэнгдон удивился. Они играли в таро? Эта средневековаякарточная игра была наполнена такой потайной еретической символикой, чтоЛэнгдон посвятил ей отдельную главу в своей новой рукописи. Игры в двадцать двекарты назывались «Женщина-папа», «Императрица» и «Звезда». Изначально картытаро были придуманы как средство тайного распространения мировоззрений, чуждыхЦеркви и запрещенных ею. Теперь мистические свойства карт использовались восновном гадалками.

Указующий набор в картах таро использовался для обозначениябожественной сути женского начала, подумал Лэнгдон. И все опять сводится к пятиконечнойзвезде.

Они добрались до пожарного выхода, и Софи осторожноприоткрыла дверь на лестничную площадку. Сигнализация на этот раз невключилась. Лишь внешние двери музея были снабжены сигнализацией. Они сЛэнгдоном начали спускаться по узким пролетам, с каждым шагом прибавляяскорость.

– Ваш дед, – сказал Лэнгдон, едва поспевая заСофи, – когда он говорил вам о пятиконечной звезде, то, случайно, неупоминал о поклонении богине или о каких-либо запретах Католической церкви?

Софи покачала головой:

– Меня куда больше интересовало другое. Математика«божественных пропорций», число PHI, всякие там последовательности Фибоначчи итак далее.

Лэнгдон удивился:

– Ваш дедушка объяснял вам, что такое число PHI?