Софи медленно двинулась через комнату. После всего того, чтослышала о «Моне Лизе», девочке казалось, что она приближается к королевскойособе. Встав перед пуленепробиваемым стеклом, Софи затаила дыхание и поднялаглаза.

Девочка не знала, какие чувства будет испытывать, глядя назнаменитую картину. Ну уж определенно не такие. Ни малейшего изумления иливосхищения. Знакомое лицо смотрело на нее точно так же, как со страниц книг. ИСофи молча стояла перед полотном – ей показалось, длилось это целуювечность, – в ожидании, что наконец что-то должно произойти.

– Ну и как? – прошептал дед и остановился рядом сней. – Хороша, не правда ли?

– Уж больно она маленькая.

Соньер улыбнулся:

– Но ведь и ты у меня тоже маленькая. И тоже красавица.

Никакая я не красавица, подумала Софи. Она ненавидела своирыжие волосы и веснушчатое лицо. К тому же она была выше и сильнее всехмальчишек в классе. Взгляд ее снова вернулся к «Моне Лизе», и она покачалаголовой:

– Она даже хуже, чем в книжках. Лицо какое-то… brameux.

– Затуманенное, – поправил ее дед.

– Затуманенное, – повторила Софи, зная, что разговор небудет иметь продолжения до тех пор, пока она не запомнит это новое, прежденезнакомое ей слово.

– Этот стиль письма называется сфумато, – сказалСоньер. – Очень сложная техника, такого эффекта трудно добиться. Леонардоэто удавалось лучше, чем всем другим живописцам.

Но Софи совсем не нравилась картина.

– Она так смотрит… будто знает то, чего не знают другие. Какдети в школе, когда у них есть секрет.

Дед рассмеялся:

– Ну, отчасти потому она так и знаменита. Люди продолжаютгадать, чему это она так улыбается.

– А ты знаешь, почему она улыбается?

– Может, и знаю. – Дед подмигнул ей. – Придетдень, и я расскажу тебе об этом.

Софи сердито топнула ножкой:

– Я же говорила, что терпеть не могу всякие там тайны!

– Принцесса, – улыбнулся он, – жизнь полна тайн. Иузнать все сразу никак не получится.

– Мне надо вернуться, – сказала Софи. Голос еепрозвучал как-то странно глухо.

– К «Моне Лизе»? – догадался Лэнгдон. – Сейчас?

Софи пыталась взвесить все «за» и «против».

– Меня в убийстве не подозревают. Думаю, стоит рискнуть. Ядолжна понять, что хотел сказать мне дед.

– А как же посольство?

Софи чувствовала себя виноватой перед Лэнгдоном за то, чтобросает его на произвол судьбы в такой момент, но другого выхода просто невидела. И она указала на металлическую дверь одним пролетом ниже.

– Ступайте через эту дверь. Смотрите на освещенныеуказатели, они приведут вас к выходу. Дед часто водил меня в музей именно черезэту дверь. Потом дойдете до контрольных турникетов. Ночью они открываютсяавтоматически. – Она протянула ему ключи от машины. – Моя красная,«смарт», стоит на служебной стоянке. Вы знаете, как доехать отсюда допосольства?

Лэнгдон взял ключи и кивнул.

– Послушайте, – уже более мягким тоном добавилаСофи, – не обижайтесь на меня. Думаю, дед оставил мне послание у «МоныЛизы», некий ключ или намек на того, кто совершил убийство. Заодно, может,пойму, почему и мне грозит опасность. – И что произошло с моей семьей. – Ядолжна там быть.

– Но если он намеревался предупредить вас об опасности,проще было бы написать на полу. К чему такие сложности, все эти словесные игры?

– Думаю, причина тут одна. Дед не хотел, чтобы об этом узналкто-то другой. Даже полиция. – Нет, совершенно очевидно: дед сделал все,что было в его силах, чтобы передать сообщение именно ей. Написал анаграммы,включил инициалы ее прозвища, велел разыскать Роберта Лэнгдона. Последнее былоочень мудрым решением с его стороны, ведь именно Лэнгдону, американскомуспециалисту по символам, удалось расшифровать код. – Возможно, вам этопокажется странным, – добавила Софи, – но думаю, дед хотел, чтобы ядобралась до «Моны Лизы» раньше других.

– Я с вами.

– Нет! Мы же не знаем, может, полиция решит вернуться вБольшую галерею. Вам пора. Идите же!

Лэнгдон колебался. Похоже, любопытство ученого было готововзять верх над чувством самосохранения.

– Идите. Сейчас же! – Софи благодарно улыбнуласьему. – Увидимся в посольстве, мистер Лэнгдон.

– Согласен встретиться с вами при одном условии. –Голос его звучал строго и сухо.

Софи удивленно посмотрела на него:

– Это при каком же?

– В том случае, если вы перестанете называть меня мистеромЛэнгдоном.

Губы его растянулись в лукавой улыбке, и Софи не могла неулыбнуться в ответ.

– Удачи, Роберт.

Лэнгдон спустился до первого этажа, и в ноздри ему ударилзапах льняного масла и алебастра. Впереди, в конце длинного коридора виднеласьярко освещенная табличка со стрелкой: «SORTIE / ВЫХОД».

Лэнгдон ступил в коридор.

По правую руку располагались реставрационные мастерские, тамнаходилась целая армия статуй, подлежащих восстановлению. Справа Лэнгдон увиделмастерские, живо напомнившие ему классы для занятий искусством вГарварде, – целые ряды мольбертов и подрамников, тюбики с красками,шпатели, рамы и инструменты для их изготовления.

Шагая по длинному коридору, Лэнгдон думал о том, что вот-воточнется от этого странного сна и окажется в Кембридже, дома, в постели. Весьсегодняшний вечер казался кошмарным сном. Я – беглец, преследуемый полицией.Едва не выпрыгнул из окна Лувра. Нет, это просто дикость какая-то!..

Из головы не выходили анаграммы, оставленные Соньером, иЛэнгдону было страшно интересно, что же найдет Софи у знаменитой картины. Есливообще что-то найдет. Но она абсолютно уверена: дед хотел, чтобы она еще разпришла к знаменитому полотну. Вроде бы вполне приемлемая интерпретация, однакоЛэнгдона беспокоил теперь другой парадокс.

Постскриптум. Найти Роберта Лэнгдона.

Соньер написал его имя на полу, велел Софи разыскать его. Нок чему? Просто чтобы Лэнгдон помог ей разгадать анаграммы?..

Вряд ли.