аж смутился от такого напора. Речь аристократки удивительно контрастировала с её намерениями и строгим видом.

– Что вы имеете в виду… госпожа? Как вас называть? – он чуть покраснел.

– Ваша Светлость, – сдержанно улыбнулась она. «Что?» – парень ушам своим не поверил. – Мой десятник, если я верно поняла, такого же роста, что и вы. Он любезно согласился отдать вам свой запасной набор одежды. Окажите мне услугу, мастер – переоденьтесь в имперскую рубаху до того, как выйдете в Ивкальге, и спрячьте свой медальон. Чтобы ни у кого даже мыслей не было о том, что вы не свой.

– Вы княгиня? – выпалил Фауст. – Я видал ведь ваш герб раньше.

Женщина снова подняла руку.

– Вам не нужно того знать, – улыбка сошла с её лица. – Вы сделаете, как я велела?

– Как вас зовут? – не унимался парень. Она снова покачала головой.

– И этого вам тоже знать не надобно. Ещё мне не хватало, чтобы вы воспользовались моей фамилией в собственных целях. Одного дворянина уже опорочил, так мою честь поругать не смеешь. На медальоне своём поклянись, что сделаешь, как я сказала.

– Конечно… конечно, – пробормотал мастер. – Клянусь. Не подведу. Но почему вы так обеспокоены моей судьбой… Ваша Светлость?

Дама чуть наклонилась к нему и обхватила ладонями его руки.

– Потому что любое несчастье, что случится с тобой на нашей земле, – тихо произнесла она, глядя ему в глаза, – может привести к очень серьёзной беде. Тем более, если учесть, из какой ты семьи. Я очень, очень не хочу снова встретить людей твоего отца здесь, во Флоосе, а не на приёме в Аркеях. Думаю, ты и сам того не хочешь, – добавила она чуть тише. В её глазах мелькнул страх, но через мгновенье она снова надела сдержанное равнодушие. Фауст кивнул.

– Я высажу тебя внутри города, чтобы у тебя не было проблем с дозорными на въезде, – продолжила дама, – сама остановлюсь только у казначейства, чтобы отдать им твою награду, а после сразу продолжу путь. Не беспокойся, о тебе я ни слова не скажу. А теперь, если позволишь, мне бы хотелось закрыть эту тему, и более к ней не возвращаться.

– А далеко ли мы от столицы? – решился всё-таки спросить мастер. Аристократка покачала головой.

– Полсотни вёрст. К вечеру мы уже будем на месте. А сейчас прекрати деловую беседу, прошу тебя. Я несколько дней не видала никого, кроме моих сопровождающих, – она кивнула в сторону караульных, ехавших подле кареты. – Расскажи лучше что-то из вашей жизни, или сказок, или твоих игр, которыми ты развлекал народ. Нам ещё полдня придётся провести вместе. Так, прошу, не заставляй же меня жалеть, что я посадила тебя здесь, а не на телегу к десятнику.

Глава 8. Деревенская алхимия

Хмурый дозорный открыл дверь повозки на каких-то задних дворах незнакомых, широких и приземистых зданий. На небе уже загорелись первые звёзды, когда Фауст ступил на мощёную дорогу. Ему жестом показали оставаться на месте; вышел на главную улицу он только тогда, когда карета отъехала достаточно далеко.

Непривычная грубая ткань рубахи натирала на плечах и локтях, широкий ремень жал в поясе, а в шерстяных штанах было куда неудобней и жарче, чем в привычном храмовом платье. Хорошо хоть обувь можно было оставить свою! Кошель с полусотней золотых монет ему и правда пришлось отдать, но то была малая плата за избавление от деревенских разборок. Свёрток с инструментами распух от одежды, которую пришлось уложить на самое дно. Но, что не могло не радовать – встречные люди совершенно не задерживали больше на нём свои взгляды.

Ивкальг оказался небольшим, но очень густонаселённым городом. Те самые приземистые дома, были, как предположил Фауст, казармами – вокруг то и дело сновали парни и мужчины всех возрастов, кто-то в одежде побогаче, кто-то – победнее, и у каждого на поясе висело оружие: нож или тонкий меч. Даже всадники были! В деревнях-то он на улицах их не видал – кроме отряда подвозившей его княгини, конечно. Мирных граждан тоже было не в пример больше: какие-то бабульки торговали прямо на улице, девушки в тонких рубахах и расшитых платьях ходили компаниями, переговариваясь и смеясь, а около какого-то плюгавого грязного кабака стояла толпа подвыпивших парней, которые, того и гляди, переведут свой разговор в рукоприкладство. Похоже, на окраинах здесь лучше не останавливаться… мимо проскакал огромный серо-белый конь с богато одетым наездником. Фауст с восторженным вздохом проводил его взглядом, а после снова продолжил осматриваться вокруг. Дома здесь, в отличие от деревенек по пути, почти все были из камня: деревянные постройки встречались редко, только где-то в глубине дворов. Чистые дорожки, клумбы во дворах – всё было похоже на Минивку, только размеры и плотность застройки отличались явно не в пользу деревни. Большинство домиков были украшены цветными, хоть и порядком застиранными, тряпичными флажками и гирляндами. «А ведь подготовка к ярмарке в самом разгаре!» – сообразил Фауст, – «да и Её Светлость сказала, что она уже со дня на день начнётся. Надо бы походить по улицам, порасспрашивать народ». Здесь, верно, нет смысла хвалиться перед жителями о будущем концерте: и так весь город собирается на выступления и базар. Похоже, столько зрителей у ребят было только в центральных кварталах Мотаса на праздники солнцестояния в честь начала года.

Фаусту отчаянно хотелось узнать, не пришёл ли уже кто из мастеров. Обычно они останавливались в шатре, ставя его недалеко от рыночной площади, но здесь, верно, так делать им запретят. Хотя… столько народу ведь приехало! Как караульным уследить-то за всеми? Похоже, стоит найти площадь, на которой и будет проводиться праздничная ярмарка. А если кто уже приехал, так наверняка стоит уже там.

С этими мыслями, которые его, признаться, весьма успокоили, Фауст продолжил бродить по вечерним улицам Ивкальга. Народу совершенно не мешало тёмное бархатное небо: люди продолжали гулять по мостовой, распевать песни прямо на обочине и – некоторые – сновать в разные стороны, покрикивая на остальных. Парень расплылся в улыбке – это настолько напомнило ему ощущение родного города, что из его сердца ушла вся та неуверенность и неловкость, которая зародилась в нём рядом с госпожой.

– А ну посторонись, чего ворон считаешь, – рявкнула на него какая-то женщина, тащившая за собой тележку, полную туго набитых мешков. Фауст отшатнулся,