class="p1">– Гора! – рыдала Марта, падая мне в руки, пока Лексу выкатывали на носилках. Лицо дочери было бледным, прикрытым кислородной маской. Она была в сознании, успела даже схватить меня за палец, да так крепко, что совести не хватило выдернуть руку. Так и побежали.

– Она не ела вишню, – вновь и вновь повторяла Марта, хватая врача за рукав халата. – Я же все проверяла… Проверяла, слышишь?

– А при чем здесь вишня? – доктор вдруг притормозил, внимательно осмотрев Марту. – Вы мама?

– Да, я мама Лексы. Нам год назад поставили аллергию на вишню, – Марта опешила, даже немного притормозила, пытаясь понять, почему доктор так удивился.

– Так, стоп… – доктор развернулся, указывая медбратьям в сторону процедурного кабинета. – А вы отец?

– Да, – выдохнул я, пытаясь понять, о чем думает врач.

– И, кажется, у вас аллергия на березу?

– Да, с самого детства. Но это-то тут при чем? Сейчас осень, березы все голые стоят, да и вишню ребёнок не ел. Вы можете объяснить мне, откуда эта аллергия?

– А вы когда-нибудь слышали про перекрёстные аллергические реакции? Что ела девочка? – мужчина чуть спустил на переносицу очки, переводя взгляд с меня на Марту.

– Картофельное пюре, куриные биточки, мороженое и миндальный торт…

– А раньше она ела миндаль?

– Да почти никогда, – Марта вдруг вцепилась ногтями в мою ладонь. – У нас в городе его почти и не продают…

– Ладно, будем разбираться. Приступ купировали в скорой, сейчас Лекса дышит самостоятельно, но под кислородом полежать все равно придется. К ней пока нельзя, ей сделают укол, чтобы она поспала, отдохнула. Родители, а вы не штурмуйте палату, посидите тут. Договорились?

Как только врач скрылся, Марта достала из сумки детскую медицинскую карту, нашла нужную страницу и протянула мне. При этом взгляд был такой, будто я ее обвинил во лжи! Марта стирала слезы, пыталась успокоиться. А я засмотрелся…

Такая настоящая, румяная от волнения, заплаканная, не смущающаяся натуральной красоты… Густые рыжие локоны были стянуты в тугую косу, а вокруг лица пружинились упрямые завитки. Я всё чаще и чаще узнавал в этой красивой женщине ту самую Марфушу, что сидела на покосых трибунах футбольного поля.

– Вот, смотри! Я же не вру. Ну зачем мне это? Зачем?

– Марта, – сжал её запястье, утягивая на диван. Мне было так же тревожно, поджилки тряслись, а перед глазами до сих пор крошечное бледное личико застыло. – Теперь ты понимаешь, почему ей лучше будет в городе? Ну что в вашей поликлинике могли поставить? Какой диагноз?

Марта кивала, прижимаясь к моему плечу, только бы не показывать слёз.

– Прости… Прости… Не нужно было отпускать её на праздник, да?

– Я так понимаю, что аллергия Лексы наследственная, – в горле ком стоял, хотелось ослушаться врачей, ворваться туда и заставить их объяснить все! Но нельзя… Лекса и так испугалась, пусть отдохнёт. – Ты ужинала?

– Нет.

– Тогда идём…

Глава 27

Мы вышли на улицу, утопая в свежести вечернего ветерка. Тревога крепко держала за горло, туманила мысли, отрубая чувство голода. Но Марта была такая бледная, такая слабая, что делал я это не для себя, а для неё…

Махнул Морозову в сторону небольшой кофейни на противоположной стороне улицы, подхватил Марту за руку и потянул к пешеходному переходу. Она шла, не сопротивлялась, молча смахивала слезы.

– Что ты будешь?

– Я правда ничего не хочу, Гор…

– Два салата, двойной американо без сахара и зеленый час с мятой, – я расплатился и указал бармену на уличную террасу. Там было спокойнее, тише, и в глаза не бил яркий свет неоновых огней кофейни.

Оба ковырялись в салате, нехотя уминали ставшую безвкусной рукколу и грудку. Марта старалась не смотреть на меня, гипнотизировала телефон, ожидая звонка из больницы.

– Март, Лекса сейчас просто спит. Поверь мне, если приступ купировали, то рецидива сейчас точно не будет. Я настаиваю, чтобы она осталась здесь до утра, давай дадим врачам время разобраться?

– Хорошо… – она кивнула, но все равно ткнула в экран телефона, чтобы проверить пропущенные звонки или СМС. А меня оторопь взяла… На заставке экрана стояла фотография, где я держал на руках Лексу, а девочка смеялась, дергая меня за галстук. Не любила дочь эту удавку, сразу стягивать начинала, опасаясь, что могу задохнуться.

– Расскажи о Лексе, – я не выдержал и отодвинул тарелку, устав притворяться. – Я знаю её только такую, взрослую, рассудительную.

– Она родилась раньше срока, я сначала рыдала от страха за дочь, но принесли мне её быстро. Здоровую, румяную, крепенькую. Заговорила раньше, чем пошла, категорически проигнорировав ползанье. Не нравилось, в крик сразу пускалась, будя весь дом. А потом сразу побежала, мышка моя. Она беспроблемный и спокойный ребенок, и в этом мне с ней безумно повезло. Отказывалась от кукол, зато книжки до дыр затирала. У неё великолепная память, достаточно трижды прочитать стихотворение, чтобы она его запомнила. Я была не такой…

– Да и я таким не был, – рассмеялся, вспоминая бойни над учебником литературы. Ненавидел учить, просто до истерики терпеть не мог. Считал, что это бесполезная трата времени. Но родители прятали футбольный мяч, грозя выбросить его, пока не подтяну литературу.

– Я помню… – Марта вдруг тоже рассмеялась, а после забралась на диванчик с ногами, укуталась пледом. – Помню, как «Бородино» учили, чуть ли не всем подъездом. А ты назло путал строчки, доводя родителей до исступления.

– Меня парни в футбол играть ждали, а тут это «Бородино». Зато сейчас эти строчки в памяти, фиг сотрёшь…

– Это да. Так и бывает, – Марта обхватила руками чашку чая, сделала глоток и подняла глаза. – Ты прости меня, Горыныч. Нет, за Лексу я тебе безумно благодарна, и никогда извиняться за свой поступок не буду, но… за то, что вмешалась в твою жизнь, нужно извиниться.

– Ты воспитала отличную дочь, Марта. Заканчивай бороться с ветряными мельницами совести и просто прими реальность. Хочешь, мудростью поделюсь? – усмешка сама вырвалась из моего рта. Ведь делился опытом, полученным от другого: ты просто наблюдал за потоплением корабля, а потом выучил, что айсберги надо обходить. А своими шишками делиться неприятно.

– Хочу, – Марта впервые улыбнулась, так широко и искренне.

– Если в хорошо выстроенный бизнес или отношения вмешивается что-то, и все начинает рушиться, то не так-то хорошо и обстояли дела.

– Так странно все это… Эта квартира, моя счастливая дочь, только и болтающая о своем папе, операция, о которой я только могла мечтать, – Марта инстинктивно приложила руку к своему сердцу, закрыла глаза и выдохнула…

Её длинные ресницы подрагивали, сдерживая слезы, выбившиеся волосы покачивались на ветру, щекоча осунувшееся бледное лицо. Она