А не рано ли её выписали? Всё произошло так быстро, стремительно, что Петрович даже мне забыл сообщить. Может, нужно было ещё понаблюдать за ней?

– Скорее непривычно, чем странно. Да я и сам просыпаюсь и первым делом звоню Лексе. Она болтает, пока я умываюсь, пью кофе и еду на работу. И ведь уже не могу без этого. Нет, не привычка, а скорее потребность. Важно слышать её голос, важно знать, что у неё… у вас всё хорошо.

– Гор… – Марта распахнула веки, выплескивая страх и какую-то едкую боль во взгляде. – Ты прости меня, я умоляю! Но я любила… Боже, как сильно я тебя любила! Глупо, да? Мы не виделись столько лет, а я не забывала. И твои глаза цвета горького шоколада, и россыпь крошечных родинок под подбородком, и привычку потирать переносицу. Понимаю, что выглядит это все до боли банально. Бедная девочка из провинции воспользовалась удачным моментом и преподнесла сюрприз из прошлого, чтобы поправить свое положение. Но это не так…

Марта встрепенулась, словно эти слова были сказаны через боль, стыд и ещё тонну горьких эмоций. Она наступала себе на горло, признаваясь в том, что планировала оставить своим секретом, сокровенной тайной.

Она не выдавливала слёз, не притворялась, так забавно хлюпала носом, втягивала воздух, практически задыхаясь от мучающих её спазмов. Марта вдруг подалась вперёд, сжала мою руку, словно поддержки и опоры искала.

– Я просто хотела любить не мечту, а твоё продолжение…

На языке вертелись сотни контраргументов и доводов.

Ну мало хотеть любить продолжение другого человека, мало… А как же чувства того самого человека? Что будет, узнай он, что по этой планете бегает его продолжение, любить которое позволено только ей! А как же я? Как выяснилось, я тоже этого хочу…

– Мой папа умер, когда я была ещё маленькая, а потом и мать стала жалкой тенью родителя, обязанного заботиться и оберегать своего ребенка. Я забыла и тот восторг, когда папа читал книгу на ночь, и выходные всей семьёй в парке. Напрочь стерла всё светлое, чтобы, когда ты открываешь глаза в квартире, полной алкашей и бандосов, не было так больно. А когда увидела глаза дочери, полные счастья, стыдно стало не только перед тобой. Я же и Лексу лишила отца…

И ведь не придраться к её словам… Стыдно. Это заметно и невооруженным взглядом. Не умеет держать в себе эмоции, они фонтанчиком расплёскиваются. И почему-то зарождающееся раздражение стало растворяться, таять, как пломбир на полуденном зное.

Если Марта и сделала что-то неправильное, то не из-за корысти, выгоды или глупости. Она поддалась чувствам. Неужели остались люди, готовые действовать от чистого и очень влюбленного сердца?

С ней просто хотелось болтать. И мы говорили… Наблюдали, как истончаются бесконечные нити пробок, как становится все меньше прохожих, как асфальт покрывается темными пятнами дождя, а высотки медленно гаснут мирным сном жильцов.

Марта не останавливалась. Рассказывала про детство Лексы, а потом встрепенулась и достала из сумки конверт со старыми фотографиями.

– Ты можешь взять… Я не против.

– Спасибо…

– Гор, ты поезжай домой. Ангелина, наверное, места себе не находит?

Не находит… Машинально бросил взгляд на экран телефона. Там где тонко, там и рвется…

У меня из головы не шел тот разговор в машине. Давненько меня так рьяно не пытались «кинуть», используя манипуляцию, жалость, призывы к совести.

И вот снова перекрёсток и тот гадский камень с предсказанием гибели, куда бы я ни пошел…

Глава 28

Марта

Сегодня я впервые увидела в его взгляде того, своего Горыныча. Глаза добрые, чистые, хоть и затянутые какой-то коркой льда.

Казалось, что тот мальчишка, запертый в теле красивого мужчины, оградился толщей бетонной стены, чтобы никто не причинил боль. Чувства на замке, удивительное спокойствие и попытка контролировать свои действия.

Он настолько к этому привык, что продумывает каждое слово без промедления. У него не бывает случайных связей, поспешных выводов, эмоциональных вспышек. Он воспитал себя сам. Но при этом сумел не скатиться в жестокость.

Смотрела на его красивый профиль, пытаясь запомнить, на случай если завтра утром все окажется сном… А это и правда было похоже на обрывок медитаций, с которыми я засыпала в детстве. А теперь всё сбылось… Да, мужчина не мой, чужой, но и мечты мои были слишком абстрактны, поэтому все сходится.

Я даже не рассчитывала, что когда Лексу выпишут из больницы, Горислав поедет домой с нами. Он на своих руках нес её домой, лично снял ботиночки, куртку и аккуратно, чтобы не потревожить сон, уложил в кровать. Но и тогда он не ушёл, устало сел в кресло у окна, стянул галстук, будто дышать в этой петле не мог. Видела, как светится экран его телефона, как кто-то настойчиво пытается привлечь его внимание. Но он остался. Он остался с нами…

– Мам, – Лекса, оказывается, проснулась, и теперь ластилась щекой о мою ладонь. – Я не ела вишню, честное слово.

– Знаю, милая, знаю, – целовала её кулачки, пальчики, пыталась надышаться, но при этом не расплакаться. – Не переживай, все будет хорошо.

Никогда бы не подумала, что это может оказаться правдой… Я, Лекса и наш папа…

Далекий, выдуманный принц, который должен был приехать и спасти нас.

– Тише, мам. Папа же спит, – зашептала Лекса, прижимая ладошку ко рту.

Дочь глаз не сводила с Горислава, сидящего в дальнем кресле. Он притворялся, что спит, что не слышал этого слова, от которого все мышцы напряглись. Гора буквально вцепился в подлокотники, пытаясь сдержаться. Этого Лекса могла не заметить, но я-то всё видела. И снова этот едкий стыд захлестал меня по щекам…

– Тогда и ты поспи, милая, – прижалась губами ко лбу, стянула с её рыжих пружинок резинку и накрыла дочь одеялом. – Нам всем нужно отдохнуть.

Детский ночник проецировал на потолок большие голубые звезды, делая атмосферу сказочной. Прикрыла дверь комнаты, украдкой подсматривая за картинкой, где все мои любимые под одной крышей.

И вдруг квартира перестала быть чужой. Стены согрелись, воздух стал наполняться воспоминаниями, она больше не была стерильной.

И так праздника захотелось!

Открыла холодильник, а остальное руки сами начали делать. Перед глазами картинки плясали: наши посиделки, когда посёлок ещё был жив, когда дышал и звенел смехом и музыкой из динамиков старых магнитофонов.

Сдернула пленку с телевизора, включила фильм и начала готовить. Не знаю, сколько времени прошло, но очнулась я только от звонкого смеха Лексы. Обернулась, наблюдая, как царственно дочь восседает на руках своего отца.

– Ты