Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ага… А если отбросить чепуху, дед?
– А если отбросить, то отвечать надо за своих деток, Горислав. ОТВЕЧАТЬ! Родилась? Вот и бери, воспитывай, нечего Господа гневить!
– Да всё не так, как ты думаешь!
– А как же мне думать, коли ты мне ничего не говоришь? – дед как треснет кулаком по столу, словно вина моя уже признана и обжалованию не подлежит. – Твоя дочь? Вот и не зыркай на меня волком… Не работают твои штучки здесь. Не скалься…
Я встал и пошёл на кухню. Развязал наволочку, где дед хранил травяной сбор, заварил, взял две чашки и прошёл обратно. Надо было сразу все ему рассказать…
– Готов разговаривать, или сразу к стенке меня поставишь? – махнул в сторону карабина на стене.
– Вещай, Горыныч. Вещай… А там уже разберемся…
И я рассказал. И про ту нашу первую встречу с Лексой, и про Марту в больнице. И про квартиру, переезд, про Анжелу и первое «папа».
Тогда, семь лет назад, если бы не дед, возглавляющий мои поиски, то не нашли бы меня. Только он знал про те заброшенные садовые участки, которых не видно с дороги. Только непроходимый бурьян и болотина гиблая. Так что моим спасением я и ему благодарен по гроб жизни.
– Пойду Михалкову письмо писать, – он усмехнулся и встал. – Пусть по вам фильм, что ли, снимет…
– Не смешно!
– А я и не смеюсь. Почему один приехал? Где моя внучка? – он снова ударил по столу, вот только взгляд его стал мягким, теплым, даже влажным от накативших слёз. – Только ты эту… Пантеру свою с обложки журнала не бери. Знаешь, что она мне подарила на новый год?
– Что? – мне и уточнять не нужно было, кого именно он назвал «пантерой».
– Картину, ёшкин кот! – дед открыл шкаф и достал оттуда постер с Анжелой. – Говорит, вот, дедушка Ефим, любуйтесь… А чем там любоваться? Тощей задницей?
– Дед, я даже думать не хочу, что ты смотришь на задницу Анжелы, – рассмеялся я, жалея, что упустил тот торжественный момент вручения подарка.
– А ты не думай. Там смотреть не на что! Я все сказал, Горыныч! Чтобы в выходные втроём были у меня, ясно? Можешь друзей своих привезти, нравятся они мне, с ними я молодым себя чувствую. В бане девочку попарим, аллергию эту прогоним, пусть можжевеловыми вениками подышит, а то ты там не очень-то старался при зачатии, гадости передал ненужной…
Вот за это я и любил Ефима. За категоричность, но такую честную, правдивую, чтобы аж глаз кололо от правды-матки.
Глава 30
– Гора… Гора! – в кабинет фурией влетела Анжела, отмахиваясь от Танечки. – Ты почему не сказал своему церберу, что мне можно в этом офисе всё?
– Может, потому что это неправда? – я отбил видеоконференцию, пока коллеги не услышали лишнего. – У тебя телефон украли?
– Почему? Вот… – она взмахнула своим смартфоном, а заодно проверила уведомления.
– Тогда какого черта ты врываешься? У меня совещание! Анжела, я тебя не узнаю в последнее время. Что происходит? Эти твои истерики, ультиматумы, условия! – меня бомбануло так, что я даже подскочил с кресла. – Где твой такт? Ты думаешь, я пасьянсы на работе раскладываю? Думаешь, твои выходки не остаются незамеченными для моих сотрудников? Или ты специально позоришь меня?
– Гора… – Анжела тут же пустилась в слезы, намереваясь размочить мой сухарь, но невозможно это было. У меня внутри все скрипело и скрежетало. – Ты несправедлив. Я звоню, а ты трубку не берешь.
– И что? Что случилось? Что?
– Я думала, ты у неё! Вот что! – завопила Анжела так, что стекла в стеллаже звякнули. – Только я закрываю глаза, то сразу твою рыжую деревенщину вижу!
В отличие от этой городской избалованной красавицы, та, как она выразилась, рыжая деревенщина никогда не сорвала бы мне совещание, просто решив закатить истерику. Чёрт… Где все это в ней пряталось раньше? Где та спокойная, местами робкая и тихая Анжела? Где она?
– Знаешь, Анжел, твои страхи – только твои проблемы. Ясно? И если ты так не доверяешь мне, то поверь, после свадьбы ничего не изменится!
– Вот! Вот! – Анжела подскочила и стала тыкать мне в грудь пальцем. – Ты уже задумываешься о свадьбе, вернее, о том, как бы её поскорее отменить.
– Так ты все для этого делаешь, Анжела. ВСЁ!
– То есть в этом виновата я, по-твоему? – она вспыхнула, бросила пакеты с покупками на пол и попыталась обнять. Но я отошел… Сейчас её эти ласки были мне не нужны совершенно. Я чувствовал её ложь так отчетливо, что обмануться не было ни единого шанса.
– А ты как считаешь?
– Я считаю, что ты меня не услышал. Я рада, что у тебя появилась дочь, наверное, это даже к лучшему, ведь тогда ты не станешь просить меня о ребёнке. С этим я смирилась, да и Лекса девочка замечательная. Она мне нравится, и это честно. Но я просила лишь об одном! – Анжела затряслась и стала заливаться слезами. Крупные капли бежали по побледневшему лицу. – Я просила, чтобы ты не общался с её мамой. Чтобы ты не очаровывался прошлым, чтобы не ностальгировал, потому что это обманчивый ход. Это прошлое, его уже нет, и не будет, понимаешь? Очевидно же, что это инструмент её манипуляции.
– А настоящим манипулировать, значит, можно? – я залпом осушил стакан воды, отворачиваясь к окну. – Не этим ли ты занимаешься прямо сейчас? Устраиваешь мне разнос, не имея никакого ни основания, ни права. Срываешь совещание, говоришь глупости какие-то.
– Но я борюсь за нас!
– Ты борешься путем угроз и шантажа. И поверь, это очень плохой инструмент. Он не то что не идет тебе, он скорее даже вредит. Где спокойная и уравновешенная Анжела?
– Может, ты сделал всё, чтобы унизить её, заставив принять твою уродливую реальность с рыжей деревенщиной в роскошной квартире?
– Или её попросту никогда и не было? – тихо рассмеялся, упираясь лбом в холодное стекло.
– Ах вот так? – взвизгнула она и выскочила из кабинета, хлопнув дверью…
Я выдохнул и даже сумел вернуться к работе. У меня словно даже иммунитет появился на подобные выходки. Вот только горечь никак не отпускала. Я не должен был срываться. Если женщина стрессует и истерит, значит, мужчина что-то сделал неправильно. И, наверное, я был недостаточно убедителен в том, что между мной и Мартой ничего нет.
Кое-как дождался конца рабочего дня и пешком отправился в соседнее здание, где и жила Анжела. Я купил