нас убить захотела? Мы ж чуть не подавились слюной. Ждали, что позовёшь, но ты, очевидно, решила самостоятельно все съесть? – Гора был забавный, такой по-домашнему помятый, простой, улыбчивый. – Боже! Это что, курица в соли?

Он был шокирован, стоял и смотрел на противень, который я только что достала из духового шкафа. На нём и правда дымилась золотистая курочка, лежащая на толстом слое соли. Забытый, наверное, рецепт, но не для нас с Лексой.

– Я тыщу лет такого не ел, – Гора сглотнул скопившуюся слюну и совершенно нагло отщипнул хрустящий шматок румяной корочки. Закинул в рот и зажмурился от удовольствия.

– Тогда прошу к столу, – моё сердце замерло от ощущения, что все получилось. Я не могла отблагодарить его никак иначе, кроме как подарить кусочек светлых воспоминаний.

Выставляла на стол все, что успела приготовить: румяные пирожки с луком и яйцом, оливье, бутерброды с чесночной намазкой. Гора с Лексой свистели и дрались за пирожки, прятали друг от друга вилки, отнимали тарелки, сражаясь за последний кусочек.

Кухня стала шумной, теплой, полной шуток и милого смеха дочери. Лекса так и льнула к отцу, чуть ли не вися на его руке. И в глаза смотрела так искренне, так трогательно, что сердце разрывалось. А ведь я чуть не лишила их этого момента…

Отвлёк нас звонок в дверь. Лекса спросила разрешения и понеслась в коридор. Встала у монитора, включила, чтобы мы увидели, кто пришел, и только после нашего позволения открыла. В квартиру вбежала соседская девчонка с большим плюшевым медведем в руках.

– Марта, добрый вечер. Лена второй день переживает за Лексу, – в двери показалось лицо соседки. – Можно девочки поиграют перед сном? Если ты занята, то можно у нас.

– Маааам… Я Лене обещала показать свою комнату. Папа все так красиво сделал! – захныкала Лекса и повернулась к застывшему Горе. – Пап, можно?

– Угу… – только и смог выдавить Горислав, растерянно наблюдая, как девчонки убегают.

– Я зайду через час, – соседка подмигнула и закрыла за собой дверь.

Гора был шокирован, почти не шевелился, смотрел в тарелку, пытаясь поверить в услышанное.

– Мне не показалось? – шепнул он.

– Нет…

Мы пили чай, спорили насчет выбора школы, обсуждали подготовительный класс и читали рекомендацию от врача.

– Лексу надо перед школой отвезти на море, – подытожил Гора и встал, собирая посуду со стола.

– Ты что, оставь, – я попыталась перехватить тарелки, сжала руку и вздрогнула…

Мы смотрели друг другу в глаза. Не произносили ни слова, просто застыли на расстоянии нескольких сантиметров. Не было и тени стыда, неловкости. Он возвышался надо мной, а я ощущала себя маленькой девчонкой. Рядом с ним все проблемы ерундой казались, страх ушел, оставляя лишь желание продлить минуты нашего общения.

– Тебе, наверное, пора? – прошептала, наблюдая, как сама разжимаю пальцы, чтобы отойти, чтобы стереть это напряжение между нами. Меня даже в жар бросило, чувствовала, как по щекам ползет румянец, видела, как дрожат пальцы. И заметила это не только я…

– Выгоняешь? – голос его был хриплый, чуть подрагивающий, но вот взгляд продолжал сканировать меня.

– Нет, что ты…

– Тогда я жду торт. И ещё, у меня вопрос… Откуда ты узнала мой фактический адрес проживания? Этот дом отписан на деда Ефима, он когда-то очень сильно помог мне, я его даже дедом считаю. Но ты откуда про него узнала? Ведь опека пришла точно по адресу…

Глава 29

Горислав

Под ногами пружинила мокрая земля, смешиваясь с первым снегом. Пробирался сквозь голые заросли яблоневого сада, пока не увидел небольшой домик из кругляка, где всегда горел свет.

Редко выбирался к деду Ефиму, но когда удавалось, то гуляли мы на славу.

Баня, можжевеловые веники, купание в снегу и чай с земляничным вареньем. Он был бывшим директором нашего детского дома. При нём жизнь будто была более-менее сносной. Он увлекал мальчишек слесарным делом, давал помочь заменить масло на его ржавой «пятерке», поменять колеса или приварить оторванный глушитель. А по вечерам мы играли в шахматы. Запоем, до снов в виде шахматной доски и движущихся фигур…

Он был сердцем детского дома, но всё закончилось, когда его сняли с должности, поставив на его место любовницу местного чинуши, которая просто ненавидела детей всей своей смрадной душой.

Когда я сбежал из детского дома, первым делом поехал в квартиру родителей, а уже после к деду Ефиму. Он обогрел, помог с документами и благословил на покорение города. А через несколько лет стал первым инвестором в меня. Он без сомнения отдал довольно крупную сумму денег от продажи его квартиры к той, что уже имелась у меня на руках. Не задавал вопросов, не ставил сроков. Он просто поверил, сказав, что если что, то мне всегда есть куда вернуться.

Но я не мог облажаться. Вместе с Раем, Каратиком и Вьюником мы пробивали себе дорогу долгие годы. И при первой возможности я гордо отправился в деревню, чтобы отдать долг деду Ефиму, но тот послал меня, как доводилось это делать старым воякам, и пригрозил, что если ещё раз сунусь со своими деньгами, то он отречётся.

Но я не сдался. И построил ему новый красивый дом, баню, посадил сад, о котором он мечтал, чтобы экспериментировать с ягодными настойками.

Он стал моим дедом. Родным и любимым…

И я никогда бы не подумал, что этот старик знает намного больше, чем говорит мне.

Толкнул калитку как раз в тот момент, когда дед Ефим вышел на террасу. В одних трусах до колен и кирзовых сапогах.

– Ну, наконец-то! Явился, ёшкин кот, – дед крякнул и распахнул дверь, косясь на мои туфли, покрывшиеся глиной. – А че белые штиблеты не надел? Али из моды вышли уже? Так извиняй, Анжела батьковна давно не заглядывала, не просвещала меня в тенденциях новой моды.

– Да торопился в глаза твои хитрые заглянуть, – вошёл и вдохнул тепло печи, сладость сушеных яблок и сохнущих веников для бани. – Ну? Расскажешь?

– Ты про Марфу, что ли? – он рассмеялся, запер дверь и прошел в зал, где весь круглый стол был завален рябиной. – Давай, помоги мне ягоды перебрать, а то настойка сама себя не сделает.

– Про неё, про неё, – спорить не стал, скинул пиджак, закатал рукава и сел в кресло, отрывая ягоды от соцветий.

– Да в том году в наш поселок ездил. Встретились мы случайно, с ней девочка была, – дед скинул телогрейку, сел напротив, вот только перебирать рябину не спешил, просто смотрел на меня, будто и лица уже не помнил. – Такая хорошенькая, рыженькая, а глаза… Точь-в-точь как у