следующий миг он сделал едва заметный жест пальцами, и неведомо откуда налетел вихрь снега. Это было очень странно: небо над нам прояснилось, выглянуло солнце, а на головы моих спутников свалился мелкий сухой снег. И как только он касался из голов, все они замирали — глаза закрылись, а сами они превратились в живые статуи. Их тела и одежду покрывала лишь тоненькая корочка прозрачного льда.

Но со мной все было в порядке — ни одна снежинка на меня не попала. Я помотал головой, оглядывая спутников, а затем уставился на монаха.

— Зачем?

— Пусть отдохнут. Они просто спят, не беспокойся. Болото не забирает себе лишних людей. А мы с тобой потолкуем, Алексиус.

Странно, что я вообще не замечал щупальцев чужой силы, что пробиралась бы мне в мозг и вытаскивала воспоминания. Понять бы, как работает эта сила и на каком уровне?

Монах тем временем медленно побрел в сторону двух застывших в центре озера фигур.

— Идем, Алексиус. Из всех вас ты единственный поймешь, что все это значит. София тоже поймет. Со временем. Девчонка еще слишком юна, а вот с тобой мы, вижу, почти ровесники.

Столь глубокая осведомленность начинала меня напрягать.

— Откуда вы все это знаете?

— Не я знаю. Болото. И то, что в нем живет.

— И что еще вы обо мне знаете?

Монах усмехнулся.

— Что твоя душа пришла сюда ровно на семьдесят пять лет. Что ты воин и маг и считаешь смыслом своей жизни борьбу с силой, что губит жизнь в этом и твоем родном мирах. Мы уже можем поговорить о действительно важных вещах, или мне рассказать, на какой ягодице была родинка у той рыжей мадемуазели, которую ты завалил на чердаке после выполнения задания в Нойбеке?

Я застыл как вкопанный. Этого не знал даже Стагнис. Я никому не рассказывал о том маленькой приключении, ибо прикюбчение… Скажем так, закончилось оно тем, что мне пришлось сматываться, на ходу натягивая штаны, ибо у этой мадумуазели, как выяснилось в самый интересный момент, оказывается, был муж. И он решил вернуться раньше.

Но монах-государь, не сбавляя шага, направлялся все дальше к центру озера.

Я не мог оторвать взгляда от его лица. Возрастные морщины избороздили его кожу, а в глазах отражалась глубокая печаль и бесконечная глубина знаний. И еще нечто, что я пока не мог распознать.

— Значит, ты… — мой голос прозвучал глухо, заглушённый ветром. — Ты — император Александр Первый.

Монах не отвёл взгляда. В его глазах мелькнула тень улыбки — лёгкая, едва уловимая.

— Уже давно нет, — ответил он наконец. — Теперь же я лишь схимонах Серафим. Для людей — чудотворец с причудами. Для Болота — страж этого места.

— И давно?

— Столько не живут, — улыбнулся он.

Мы все знали легенду. Император Александр Павлович якобы скончался в Таганроге в 1825 году… Но уже тогда ходили слухи, что это было подстроено, а он сам ушёл в монахи, решив отмолить грехи молодости.

И теперь передо мной стоял человек, чьё лицо, хоть и состарившееся, я видел на портретах в Зимнем дворце.

— Что это за место? Я хочу понять. София говорит, что слышит силу. Я ее почувствовал лишь когда мы пришли к озеру.

— Потому что ты не из этого мира, вот и не слышишь. Болото… — он прищурился, словно вглядываясь в глубины собственного разума. — Ты назвал бы его аномальной зоной, верно? Это не совсем так. Это место — разрыв в энергетическом пространстве. Портал и воронка одновременно. Здесь встречаются слои реальности, здесь изменчив сам порядок вещей. Потому и ландшафт, и погода здесь непостоянны. Ты можешь видеть снег, а через миг — зеленую траву. Но с энергией Искажений, которой ты так плотно занимаешься, это не имеет ничего общего.

Я вслушивался в его слова, анализируя каждую деталь.

— Но ты связан с ним, — произнёс я. — Ты не только привратник. Ты — проводник, верно?

— Да. Когда я был болен, когда скитался уже как монах, это место приняло меня. Оно сохранило мне жизнь, но теперь я существую, пока существует Болото. Я его страж. Я ограждаю людей от этого места и место от людей.

Я посмотрел на ледяную гладь под ногами.

— И ради этого ты делаешь его опасным?

Серафим-Александр кивнул.

— Люди не должны приходить сюда без необходимости. Болото может быть губительно для тех, кто не знает, как с ним взаимодействовать. А никто уже не знает. Те, кто знал, обратились в прах еще до Рюрика. Болото может разрушить этих незваных гостей. Поэтому я сделал его таким опасным, чтобы случайные путники не имели соблазна здесь разгуливать.

Я нахмурился.

— Но ты сам приводишь сюда людей. Почему?

— За исцелением, — просто ответил он. — Сюда приходят лишь отчаявшиеся. Те, кому терять уже нечего. А это место помогает. Если направить энергетические всплески верно, можно избавить человека даже от смертельной хвори.

— Тогда почему ты всегда возвращаешься без одного человека? — спросил я, переходя к сути.

Глубокая тень легла на его лицо, но он не отвёл взгляда.

— Болото, как и любая другая сила, подчиняется законам баланса. Если я беру силу, чтобы сохранить то, что умирает, то должен отдать жизненную силу взамен.

Моё дыхание сбилось.

— То есть одного ты всегда убиваешь.

Он покачал головой, его губы дрогнули в печальной улыбке.

— Не убиваю. Не даю дороги назад, в мир. Люди, которые остаются здесь, делают это добровольно. Они понимают цену. И на самом деле они не остаются в Болотe… Их затягивает в энергетическую воронку, на дне которой… Дверь. Ты бы назвал это порталом. Куда ведет эта дверь — неизвестно. Одни говорят, что это путь к Богу. Другие ведомы лишь любопытством. Но всегда находится тот, кто желает остаться.

— А ты сам был там, на этом дне?

— Нет. Однажды и моё время придёт. Но пока не нашёлся тот, кто смог бы занять моё место. Лишь единицы способны услышать голос этой силы. Лишь в единицах течет кровь тех, кто когда-то умел пользоваться этой силой и ее дарами.

Я глубоко вдохнул морозный воздух.

— Что это за сила? Откуда она? Это не эфир и не Искажение. Что тогда?

Серафим посмотрел вверх, на серое небо.

— Это сама Земля. Она древнее людей, древнее животных. Если эфир — это жизненная