Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— На берегу озера остались ещё несколько человек, — медленно произнёс я. — Каждый из них давал клятву погибнуть за императора. В конце концов, я сам готов шагнуть в неизвестность вместо вас.
Вдовствующая императрица бросила на меня пронзительный взгляд.
— Алексей, ты молод, тебе ещё многое предстоит сделать. Да и не подойдёт кто попало. — Она перевела взгляд на монаха. — Так ведь, отец Серафим?
Монах медленно кивнул.
— Кровь Романовых — царская кровь. Она особенно сильна. Жертва должна носить эту кровь, чтобы свершился равный обмен. Иначе равновесие будет нарушено, и Болото не ответит.
Я крепче стиснул зубы.
— В таком случае и выбирать не нужно. Я пойду.
— Нет, — резко оборвала меня бабушка. — Моё решение окончательное. Молодые должны жить, а старики — уходить вовремя. Наша задача — думать о потомках. Я прожила долгую и насыщенную жизнь. И если её завершение даст Николаю будущее — я приму это с радостью.
Я молчал. В конце концов, я мог уважать её выбор. Да и внутри себя понимал — это действительно правильнее.
— Алексей, — вдовствующая императрица посмотрела на меня долгим взглядом. — Ты останешься с Николаем. Охраняй его, оберегай его семью. Ты — один из немногих, кому он может доверять. Я оставляю его и Софию на тебя. Научи их сражаться с Искажениями, помоги им отточить своё мастерство, чтобы они могли защитить не только своих родных, но и всю империю.
Я сперва просто кивнул, а затем с почтением поклонился, выражая таким образом уважение к последней воле бывшей государыни.
Тем временем Николай прижался ко мне, его плечи вздрагивали от сдерживаемых рыданий.
— Лёша, я не понимаю, что происходит… Но я не хочу, чтобы бабушка уходила…
— Тише, Николай, — тихо сказал я, кладя руку ему на плечо. — Так нужно. Это закон природы. Она делает это ради тебя.
— Но я ничего не понимаю… — всхлипнул он, вцепившись в мою руку. — Ей будет больно?
Бабушка покачала головой и улыбнулась.
— Конечно, нет, Никольенька. Мне совсем не будет больно. Я отправлюсь в другой мир и, быть может, встречу там твоего отца. И я обязательно расскажу ему, каким замечательным вырос его сын… А потом, когда придет время, мы с тобой снова увидимся…
Тем временем Серафим-Александр опустился на колени. Он медленно коснулся ладонями льда, и тот тут же вспыхнул ослепительным светом. Под прозрачной гладью замёрзшей воды начали происходить немыслимые процессы. Вода зашевелилась, будто пробуждаясь, клубящаяся тина сливалась в причудливые формы, тёмные вихри силы проносились в толще льда.
А потом земля вокруг нас загудела — сначала низко, инфразвуком. Потом зарокотала — глубины болот под нами ходили ходуном, и словно целое озеро начало покачиваться. Затрещал лед.
— Осторожно! — выкрикнул я и тут же оттолкнул императора подальше от места, где колдовал монах. Но Серафим-Александр и бровью не повел. Он продолжал сидеть, склонившись надо льдом, словно пошедшее трещинами озеро нисколько его не пугало.
Оглушительный треск заставил нас отшатнуться. Лёд под руками монаха затрещал, заворочался, и, наконец, проломился. Из озера вырвались потоки энергии, похожие на бурлящий водоворот. Они извивались, словно живые, наполняя пространство звуком древней силы. А затем начали формироваться в гигантскую воронку.
Болото наконец-то явило себя.
— Я готова, отец Серафим, — решительно сказала она.
— Ты должна войти в поток силы, — велел монах. — Ничего не бойся. Боли и правда не будет.
— А что будет? — спросила старуха с надеждой.
— Свет. И покой. Ты его заслужила.
Вдовствующая императрица сделала шаг вперёд, не колеблясь. Свет энергии окутал её фигуру, заставляя платье и тонкие седые волосы взметнуться в воздух. Она посмотрела на нас последний раз, и в её глазах я увидел умиротворение.
— Живите, — её голос прозвучал мягко, но отчётливо.
И шагнула прямо в вихрь силы.
Её фигура растворилась в потоке силы, уносимая в глубины древнего ритуала.
Николай вскрикнул, рванувшись вперёд, но я удержал его. Ледяной ветер пронёсся над озером, разметая снег и погружая нас в тишину.
Я чувствовал, как холод пронзал меня насквозь, словно острые иглы пробивали кожу, проходя через кости. Озеро, ходило ходуном, и мы с трудом удерживали равновесие на скользком льду, а над его поверхностью зависла гигантская гудящая воронка. А под ней — бездна черных вод.
Отец Серафим, мрачный и неподвижный, словно изваяние, поднял голову. Его глаза, два угля, вспыхнули странным светом. Голос его прозвучал тихо, но каждое слово разрезало этот невыносимый гул:
— Николай Петрович, подойди.
Государь вздрогнул. Он только что видел, как поток силы безжалостно поглотил его бабушку — и теперь сам должен был ступить в эту неизвестность. Я видел, как его пальцы сжались в кулаки, ногти впились в ладони. Он покачал головой, делая шаг назад, и его нижняя губа предательски дрожала. Слёзы покатились по его щекам.
— Нет… — прошептал он. — Я не могу… Мне. Мне страшно!
Еще бы! Даже я, прошедший через многое, чувствовал глухой ужас перед этой первобытной и необузданной силой. По сравнению с ней даже смертоносные Искажения — так, развлечение.
Я медленно подошёл к государю и осторожно взял его за руку. Тёплая, лишенная мозолей ладонь дрожала в моей. Я сжал её крепче, давая опору.
— Мы пойдём вместе, — сказал я мягко. — Вместе не страшно, Николенька. Я буду рядом с тобой. Обещаю.
Он смотрел на меня широко раскрытыми, блестящими от слёз глазами. Потом, сглотнув, медленно кивнул. Его пальцы сильнее сжались вокруг моих пальцев.
— Обещай, Лёша…
— Идём.
Перед нами разверзлась сама стихия.
Огромная воронка силы, ревущая и кипящая, вздымалась над озером, закручивая пространство в бешеном хороводе. Вода не просто колыхалась — она жила, двигалась, дышала, словно пробудившийся древний зверь. Энергия, расползающаяся по воздуху, казалась почти осязаемой. Она обжигала кожу, прожигала лёгкие, заставляла сердце бешено колотиться.
Отец Серафим не шевелился. Он лишь водил руками над льдом, дирижируя этим хаосом, удерживая его в узде.
— Подойдите ближе, — сказал он.
Государь замер, всё ещё сжимая мою руку. Я чувствовал, как его страх вибрирует, словно натянутая тетива.
— Всё будет хорошо, — тихо повторил я. — Эта сила сделает тебя сильным, умным и здоровым. Она — твоя.
— Ты должен