которые к тому же конфликтовали между собой. Лишь в 1928 году с созданием Имперского охотничьего союза появилась общая головная организация. Правда, в действительности ничего не изменилось: большинство владельцев охотничьего билета в Германии ни в одном из этих союзов не состояло [493]. Но над ними профессиональные охотники тоже хотели установить контроль, что прекрасно отвечало цели национал-социалистов – унифицировать все сферы жизни и выстроить иерархию. Поэтому охотники искали среди новой власти «политического адвоката» для реализации своих интересов [494].

Трудно понять, почему они выбрали именно Геринга. Он не мог похвастаться ни образованием лесничего, ни какими-то охотничьими достижениями. Отто Браун[495], предшественник Геринга на посту министра-президента Пруссии и охотник с многолетним опытом, еще в конце 20-х годов пошел на некоторые законодательные уступки охотникам в Пруссии. Но из-за смены власти в 1933 году социал-демократу Брауну пришлось бежать в Швейцарию. Убеленный сединами рейхспрезидент Пауль фон Гинденбург[496], тоже охотник, был для них, наверное, слишком старым и слабым. Возможно, в лице Геринга они надеялись обрести необходимую политическую силу в осуществлении своих замыслов. Во всяком случае, в дальнейшем немецкие охотники утверждали, что он был лучшим и единственным решением [497].

Что бы ни сыграло определяющую роль, теперь они прикладывали все усилия к тому, чтобы прельстить Геринга охотой. Они приглашали его на трофейную охоту в лесной массив Шорфхайде и на берега Одера. Геринг должен был «войти во вкус» – и, как вскоре стало видно, план сработал[498]. Уже в мае 1933 года Геринг встретился в Берлине с ведущими функционерами охотничьего промысла, чтобы выслушать предложения по новому закону об охоте. И на этой встрече они как бы между делом предложили ему руководство охотой в Германии [499].

Распаленный страстью к охоте, нетерпеливый Геринг поспешил взять охотников под свое руководство. Охотничья пресса была унифицирована и вскоре единодушно ликовала. Журнал «Дичь и собака» (Wild und Hund), рукоплескавший еще массовым отстрелам животных, которые устраивал Вильгельм II, и существующий до сих пор как самый высокотиражный охотничий журнал, чествовал нового «покровителя немецкой охоты» как «очень быструю и очень надежную охрану с нарезным ружьем»[500]. Всех охотников свели в единую организацию – Имперский союз немецких охотников и егерей. В июле 1934 года был принят – без заслушивания в рейхстаге – Имперский закон «Об охоте», который разом заменил 17 различных ранее действовавших земельных законов об охоте[501].

Новый закон полностью исполнил желания охотничьего лобби: он гарантировал охотникам собственную юрисдикцию суда чести, при которой они могли рассматривать нарушения в сфере охоты только внутри себя [502]. Кроме того, арендовать охотничье угодье могли только физические, а не юридические лица, что препятствовало объединению нескольких охотников в сельской общине и вновь ставило их в зависимость от крупных землевладельцев [503].

С другой стороны, взгляды охотничьего сообщества наилучшим образом вписались в идеологию «крови и почвы». Нацистской «расовой гигиене» очень подходила применяемая с рубежа веков «охрана с нарезным ружьем»[504].

Это понятие восходит к главному лесничему Пруссии Фердинанду фон Расфельду, впервые сформулировавшему его в своей статье в журнале Wild und Hund в 1895 году. Расфельд писал о том, что оленей с наиболее мощными и ветвистыми рогами необходимо выращивать для трофейной охоты, а слабых животных с маленькими рогами или рогами неправильной формы – своевременно отстреливать. То, что охотничьи традиции и идеология нацизма прекрасно гармонировали, отражается в преамбуле Геринга к Имперскому закону «Об охоте», которая звучит так:

Любовь к природе и ее живым существам и радость от охоты в лесу и на поле глубоко коренится в немецком народе. Основанное на древних германских обычаях, благородное искусство немецкой охоты развивалось на протяжении веков. <…> Настоящий охотник считает своим долгом не только охотиться на дичь, но и заботиться о ней. <…> Право охоты неразрывно связано с правом на клочок родной земли, на котором живет дичь и который кормит ее. <…> Доверенное лицо немецкой охоты – рейхсъегермейстер, он следит за тем, чтобы тот, кто не достоин быть защитником вверенного народного имущества, не носил нарезного ружья [505].

Впервые тогда заговорили об «охотничьей справедливости»[506]. Для этого нацистского неологизма не существовало и до сих пор не существует точного определения. Например, считалось «не по-немецки» причинять излишнюю боль диким животным. Использование дроби или капканов порицалось как живодерство и было запрещено. Пожалуй, существенной причиной таких запретов служило не здоровье животных, а то обстоятельство, что речь шла о типичных методах охоты крестьян, которых следовало окончательно отстранить от охоты.

Некоторые спорные охотничьи методы, напротив, только потому считаются соответствующими правилам охоты, что имеют долгую традицию, как, например, зауфедер[507]. За этим безобидно звучащим названием скрывается копье, которое использовалось еще в Средние века преимущественно в охоте на кабана. Оно состоит из двухметрового упругого древка, сделанного из ясеня, к которому прикреплен металлический наконечник с поперечной древку перекладиной. Поскольку кабан – очень воинственное животное и может развивать скорость до 50 км/ч, особенной доблестью считалось встать напротив кабана, когда тот мчится во весь опор. Для этого сначала собаки гнали его к охотнику. Охотник закреплял зауфедер в земле или упирал его в дерево и держал навытяжку, так что несущийся кабан напарывался прямо на наконечник. Перекладина не давала зверю подойти слишком близко к охотнику и ранить его. В лучшем случае копье пронзало сердце или легкие животного, и кабан тут же умирал. Но часто, прежде чем издохнуть, он долго и мучительно истекал кровью[508].

Геринг придает бо`льшее значение традиции, нежели охране животных. Несмотря на всю противоречивость идеи, он намерен создать «немецкие охотничьи обычаи», где будет прописано, какими ритуалами должна сопровождаться охота в землях Германии, и сделать их традиционными. Для этого необходимо сначала собрать все обычаи, закрепившиеся в отдельных регионах. Эту задачу он поручает Вальтеру Фреверту, опытному охотнику и с 1933 года члену НСДАП и СА. К тому же с конца 1936 года Фреверт руководит лесничеством Нассавен. Лесничество входит в одно из четырех лесных управлений, на которые поделена Роминтская пуща в Восточной Пруссии. Нам предстоит близкое знакомство с ней немного позднее.

Так как во многих местах письменные источники о подобных обычаях почти не сохранились, Фреверту в большинстве случаев приходится сперва их изобрести, например придумать, какие породы собак используются при охоте на кабана, какими церемониями сопровождать отстрел оленя и как укладывать добычу. В некоторых регионах, например в Саксонии или