– Ты же действовал осторожно, да?

Он награждает меня взглядом, словно я спросил, вымыл ли он руки после похода в туалет.

– Я работал в изолированном боксе для манипуляций, вы же сказали по умолчанию считать образец опасным.

– Хорошо.

Упаси господь заразить этой штукой сотрудников лаборатории.

– Я обнаружил кое-какие последовательности. Конечно, определить, что это – ДНК или РНК, возможности уже не было. Но я нашел несколько интересных генов. Некоторые совершенно неизвестные, но некоторые дали частичное совпадение с одним из вариантов Lyssavirus.

Еще раз проклятье.

– И где такие встречаются?

– Ну, мы такие находили только в нейротропных вирусах.[13]

Его голос предельно серьезен. Хотя Дарнелл понятия не имеет, что я пытаюсь обнаружить, он отлично представляет, что нашел. Нейротропный вирус поражает нервную систему – в том числе мозг. А Lyssavirus? Это ген вируса бешенства.

– И еще один момент, – добавляет Дарнелл. – Я провел белковый анализ и обнаружил нечто странное.

– Продолжай.

Он качает головой.

– Это может показаться бредом. Я пытался обнаружить следы вирусной оболочки, внешнего защитного слоя, но вместо этого нашел нечто необычное. Похоже на полимер. Какое-то покрытие. Вирус совершенно точно не мог такое произвести. Как будто он был заключен в специальную оболочку, которая позволила бы вирусу выжить на открытом воздухе, пережить обычную стерилизацию и даже ультрафиолет, но растворилась бы, попав в кровь. Насколько я знаю, что-то подобное используют при антивирусной терапии и вакцинации. Так можно защитить ослабленный вариант вируса, чтобы он попал туда, куда нужно.

Ну да, а еще это прекрасный способ взять вирус, который иначе погибнет в окружающей среде, и сохранить его достаточно надолго, чтобы заразить кого-то. Матерь божья, да это просто бомба с часовым механизмом.

– Безумие, правда? Кому могло прийти в голову создать нечто подобное?

– Спасибо, Дарнелл. Проверь, чтобы никто близко не подходил к боксу и образцам. Ты можешь собрать чип-детектор?

– Уже начал.

Я звоню агенту Николсону и рассказываю дурные вести. Мы имеем дело не только с опасным вирусом, но и с безумным гением, который умышленно заражает им людей.

Лев Вэнстоун опасно балансирует, сидя на фитнес-шаре и эмоционально размахивая руками, пока мы обсуждаем с ним по «Скайпу» присланный мною вирус. Ему двадцать три, он настолько худ, что футболка с персонажами мультсериала «Рик и Морти» висит на нем как плащ-палатка, а копна черных волос делает его похожим на куклу из «Маппет-шоу». Куклу безумного гения.

Когда ему было пятнадцать, он стал одним из моих студентов. И, несмотря на все ужасы моего преподавания, стал одним из лучших вирусологов, что я встречал. Сейчас он работает в Глассмановской исследовательской лаборатории Массачусетского технологического университета, где с помощью компьютерного моделирования и искусственного интеллекта изучает поведение вирусов.

– Доктор Тед, это безумие! – говорит Лев. – Вы это у себя в секретной правительственной лаборатории вырастили, да?

– Боже упаси! – выпаливаю я. – И сколько раз можно повторять – Тео, а не Тед. Кроме того, я не работаю в секретной правительственной лаборатории.

Можно только представить, что люди обычно думают о моей работе, и как бы они разочаровались, узнай правду. Лев стучит по клавиатуре и разглядывает что-то на соседнем мониторе, покачиваясь на своем шаре. Я вспоминаю его привычку сначала задавать вопрос, а потом уже поднимать руку. Я обожал его вопросы и неиссякаемый энтузиазм. А вот остальные студенты его недолюбливали. Чтобы никого не нервировать, я разрешил ему присоединяться ко мне за обедом и в это время бомбардировать меня своими вопросами и идеями. А сейчас мне нужен его совет. И хотя я уже вполне понимаю, что обнаружил, мне нужно мнение стороннего независимого эксперта. Поскольку моя лаборатория – это все-таки моя лаборатория, и ее сотрудники скорее всего будут склонны подтвердить мои выводы. Хорошей научной практикой является проверка гипотезы кем-нибудь, кто полностью независим от автора, ведь от людей, которым ты платишь, трудно требовать полной непредвзятости.

– Так что ты можешь сказать о присланном образце? – Я специально не дал Льву никакой предварительной информации, кроме того, что вирус чрезвычайно опасен.

– Это Франкенштейн, – отвечает он. – Сначала я подумал, что это вообще вы сами синтезировали. Но куча самых разных генов, собранных как попало, это слишком топорно для вас. Хотя в целом выглядит как рабочий вариант.

– Хорошо, так что это за вирус?

– Это проверка, доктор Тед?

Я уже смирился с тем, что он коверкает мое имя.

– Ладно, давай скажем, что проверка. К какому типу ты бы отнес образец?

– Ну, в этом случае классификацию провести непросто. Как я и сказал, он явно искусственного происхождения. По крайней мере мне так кажется…

– Кажется? Это на тебя не похоже, обычно ты уверен в своих мнениях.

– Ладно, смотрите, вот что удалось установить точно: часть генома принадлежит Lyssavirus, но только часть. Есть еще как минимум два приклеенных куска.

– Приклеенных?

– Да, например последовательность, кодирующая вирусную оболочку, встречается дважды. Сначала там, где ей и положено быть, а потом еще раз в конце цепочки. Двойное кодирование в разных местах – это в принципе нормально и встречается в природе. Но расположение дублирующей последовательности и изменения в ней выглядят как программная заплатка, выпущенная уже после выхода программы. Как будто ее туда добавили специально.

В этой части оценки Лев уверен на сто процентов.

– Хорошо, с оболочкой разобрались, а второй приклеенный кусок? – я и не знал, что там есть еще один странный участок, анализ в нашей лаборатории его не выявил.

– Ну… я не до конца уверен, что он делает.

– Тогда почему ты считаешь, что он чужеродный?

– Он начинается и заканчивается пассивными участками, которые используются для маркировки генов. Мне уже приходилось такие встречать – это как комментарий в программном коде, который обозначает, что данный участок – заплатка – добавлен позже написания оригинальной программы.

– И что же эта заплатка делает?