грань, за которой игра превращается в жизнь. Болтаюсь на ней, будто летучий змей на верёвочке.

На порог вышел хозяин особняка. Седовласый, пышущий здоровьем, мужчина был одет в красное пальто и летние тапочки. Мне стало теплее от его вида. На улице не меньше двадцати градусов, а ему хоть бы хны. Наблюдать за здоровым человеком, в закромах которого существует иной мир, одно удовольствие. Он обнял меня, будто сына.

Мы зашли в дом и через знакомый коридор оказались на кухне. На плите стоял остывающий кофе. Тёмнокожая кухарка, получив одобрительный кивок хозяина, достала кружку и налила тёмный напиток до краёв. Старик указал на кабинет.

Мы поднялись наверх и встретили старшую дочь. Её горячий взор испепелил меня. Контракт ещё не подписан, можно отказаться. Она протянула руку. Ладонь оказалась мягкой, а кожа гладкой. Вряд ли она держала в жизни что-нибудь тяжелее кухонного ножа. Только сейчас обратил внимание на портреты, висящие вдоль стен.

— Весь мой род, — сказал Александр Викторович. — От первого до последнего. В конце коридора висит мой портрет. Вышел ужасно, после выполнения работы повесил художника за пальцы на заднем дворе.

Губы у меня побелели. Повестить за плохой портрет. Желание учить младшую дочку уплыло вместе с уходящим днём.

— Шутка, — рассмеялся Александр Викторович, наблюдая за выражением моего лица. — Для художника мой заказ стал дверью в мир славы. Теперь у него заказы до конца жизни. Каждый партнер по бизнесу идёт по коридору и удивляется красоте портрета. Спрашивает, кто нарисовал? Даю им номер телефона. Скоро работы этого художника повезут на Запад.

Мы подошли к портрету. Огромное полотно, размером с человеческий рост, выделялось среди остальных яркостью и реалистичностью образа. Краски со временем не поблекли, и со стены смотрел улыбающийся, уверенный в себе человек.

Зашли в знакомый кабинет. Александр Викторович опустился в удобное мягкое кресло. Я сел напротив и поставил сумку на пол. Вспомнил, как хозяин дома взвешивал пакеты. На простую зарплату такого добра не построишь. Он достал из ящика стандартный образец договора и положил на стол. Лицо его стало напряжённым и вдумчивым. Даже дилетант догадался бы, что речь пойдёт не только о преподавании театрального искусства. Стены кабинета стали мрачными, будто скинули лживые одеяния любезности и приветливости. Заглянула служанка и её добрый взгляд стал печальным. Глотнул кофе, чтобы промочить сухое горло.

Старик оттягивал разговор до последнего. Сказочность ситуации улетучилась. Звонок посреди дня незнакомого человека, присланный лимузин и предоставленная работа… много совпадений для простой удачи. Человек верит в сказку до последнего момента, до неизбежной трагичной развязки. Старик достал сигару.

— Мне нужен человек, который найдёт с девочкой контакт. Человек со стороны, не знакомый с моим обществом или обществом моей жены. Как вы успели заметить, у неё трудный характер. Признаюсь, в какой-то мере это моя вина. Но ошибки прошлого нужно исправлять. У девочки есть телохранители, с которыми она не разговаривает. Пытались найти общий язык с помощью нянек и преподавателей. Бесполезно. Её капризы выводят из себя. Порой мне кажется, что это поместье причина всех несчастий. Мы забиваемся в разные углы и видим друг друга не чаще пяти раз в день. Верните мне дочь, Кирилл, и до конца жизни не будете ни в чём нуждаться…

Медлил с ответом. И причиной тому была не театральная пауза. Вспомнил собственную семью. Шаткий союз двух людей, результатом минутной страсти которых стало моё рождение. Редкая семья проживёт в согласии до самой смерти. Природой не заложена функция вечной любви. Но что есть моя жизнь в списке рождённых, прожитых, умерших… Капля в реке, бесцельно несущей воды в океан. Капля, которая не утолит жажду животного, не приютит слабого и не порадует взгляд наблюдателя. Я подписал контракт.

Глава 28

Кухарка отвела меня в летний домик. Помимо Марты, в нём жили садовник Ричард и служанка Эльза. Все слуги приехали из-за рубежа. Александр Викторович не любил русскую особенность работать в полсилы. Марта была немой и наш разговор наедине сводился к моим монологам и её жестам. Садовник оказался простодушным старичком лет сорока, с длинной бородой и смеющимися глазками. Зимой работы у него почти не было, и он часами сидел перед окном с книжкой в одной руке и чашкой кофе в другой. Эльзе шёл тридцать первый год. Её тело напоминало хворостинку, на конце которой болталось миловидное личико. Одежда висела на ней, будто на вешалке. Не было сомнений, что Эльзу привела Елена Аркадьевна. Короткая стрижка и отсутствие стиля делали её похожей на взрослого мальчугана, принявшего женский облик.

Комната на втором этаже оказалась уютной и домашней. Два окна выходили на задний дворик. За кирпичной стеной стояли величественные сосны. Пустой дворик, с выглядывающими из-под снега лесенками, колёсами, столиками и скамейками навевал средневековую умиротворённость. Бросил на кровать сумку. Одежду повесил в фанерный шкафчик. Туфли снял у входа. В комнате повис запах потных носков. Письменный столик, заваленный тетрадями, ручками и карандашами, стоял у окна, отражая блики последних лучей уходящего за горизонт солнца. Эльзе доложили о прибытии гостя, и она предварительно убралась в комнате. Сел на краешек тумбочки и сверил время с большими круглыми часами над входной дверью. Идут правильно.

В комнате был душ и туалет. Расслабился в тёплой воде. Засыпать не стал, памятуя о событиях недавнего прошлого, когда спящим сполз на дно ванны и чуть не захлебнулся. Вытерся махровым полотенцем и накинул халат. Круглое зеркало на двери дребезжало от шагов в прихожей. Лизе нужен подарок. Кукол с игрушками у неё хватает, необходимо что-то особенное. Открыл тетрадку и взял в руки карандаш… Писал до полуночи, пока уложившиеся на двойном листе строчки не приняли магию стихотворения. Но что есть стихотворения для маленького ребёнка… Слова, не более.

В столовой встретил Марту. Она только что вернулась из хозяйского дома и перед сном решила перекусить. Её большие глаза смотрели на меня с любопытством. Приготовил чай и сел за стол. Мы долго изучали друг друга и молчали. Покончив с чаем, взял девушку за руку и отвел к себе в комнату. Марта скинула платье и легла на кровать. Вызывающая эластичность, характерная для всех чернокожих девушек. Бросил одежду на стул у письменного стола и лёг рядом…

Наутро Марты рядом не оказалось. Впервые девушка встала раньше меня. Часы над дверью показывали десять тридцать. Старая бритва сдирала щетину вместе с кожей.

Отмучавшись, вернулся в комнату и оделся. Мышцы пресса болели. Чувствовал себя, как спартанец, пробежавший сорок два километра. Не