Баб-Ягун закашлялся и, отвернувшись, стал проверять, нераспутались ли талисманы на летающей кровати.

– Э-э, мамочка моя бабуся... Видишь ли, твоиродители... Их нет... Их убила Та-Кого-Нет. Поэтому ты и оказалась у дядиГермана. Иначе они тебя, само собой, не отдали бы, – буркнул он.

Тане почудилось, что по затылку ее ударили чем-то тяжелым иупругим. Не поддержи ее Баб-Ягун, она упала бы.

– Нет. Не правда... – сказала она тихо.

– Не хотелось тебе говорить, но ты все равно узналабы... А мне вообще-то пора. Нужно быть в Тибидохсе до рассвета. Не хочу, чтобымоя кроватка мозолила глаза лопухоидам. А то, знаешь ли, они после этого плохоспят... Ну все, пока, я прилечу за тобой ровно через неделю!

– Ты уже улетаешь? – вздрогнула Таня.

Больше всего ей хотелось теперь схватить Баб-Ягуна и неотпускать его.

– И вот еще что: ты заклинания-то учи, но сама летатьне вздумай! – озабоченно продолжал Баб-Ягун. – Слышишь? Ни за что невздумай! Кое-кто обрадуется, если ты разобьешься, так что не будем доставлятьему такого удовольствия.

Явно спеша распрощаться, Баб-Ягун торопливо уселся накровать и негромко произнес:

– Пилотус камикадзис!

Из-под гипса, где было кольцо, вылетел тонкий зеленый луч.

Кровать заскрипела, неуклюже протиснулась в окно лоджии изаскользила вдоль дома, постепенно набирая высоту. Баб-Ягун помахал Тане рукой.

– Удачи! Надеюсь, у тебя получится с заклинаниями! Умногих не получается, но тут уж ничего не поделаешь. Это или есть, илинет! – крикнул он.

Когда кровать пролетала мимо предпоследнего этажа, Баб-Ягуниз озорства постучал в стекло. Через секунду из окна послышался высокий женскийвизг. Похоже было, что прима-балерина Большого театра Катерина Колодкинаотрицательно относилась к летающим мумиям, подглядывающим ей в форточки.

«Баб-Ягун прав. Едва ли после этого можно лечь спать. Хотявсе равно уже скоро утро», – подумала Таня, крепко сжимая в ладони кольцосвоего отца, Леопольда Гроттера. Пусть ее родителей нет среди живых, но оналюбит их и всегда будет любить... Отца и маму.

Потянулась неделя – счастливая, полная предвкушений иодновременно самая нескончаемая неделя в жизни Тани. Единственное, что еенемного смущало, – как отнесутся Дурневы к ее исчезновению? Стоит липредупредить их или лучше даже не прощаться?

И вот следующим вечером, когда тетя Нинель в хорошемнастроении читала журнал, а Пипа рядом писала письмо своему таинственному ГэПэ, Таня не удержалась и спросила:

– Если бы я вдруг исчезла, как бы вы к этому отнеслись?

Тетя Нинель перестала читать и с любопытством покосилась нанее поверх журнала.

– Куда исчезла? Да кому ты нужна? – презрительнофыркнула она.

– Она небось говорит про колонию. Но тогда это было быне неожиданно, а вполне ожиданно, – добавила Пипа и, судя по ехидномувыражению лица, немедленно стала заносить эту подробность в письмо своемутаинственному Гэ Пэ.

При этом Таня заметила, что Пипа и тетя Нинель обменялисьбыстрыми взглядами, как будто у них был от Тани общий секрет. Очень гаденькийсекрет, насколько можно было судить по их лицам.

«Очень миленько! Уж кто-кто, а Дурневы только рады будут,если однажды меня недосчитаются!» – решила Таня, моментально успокаиваясь.

Вернувшись из школы, она уже не тратила времени на уроки, анемедленно брала в руки волшебную книгу и, щелкнув по ней пальцем, произносила:«Расслабонум!» В тот же миг тоскливейшая книга «Тысяча советов молодойхозяйке», содержащая секреты штопки крестиком, превращалась в бесценный«Справочник Белого Мага». Вот уж где действительно можно было узнать обо всемна свете! Недаром библиотечный джинн столь неохотно выдал эту книгу, зная, чтоона, хоть и ненадолго, попадет в мир к лопухоидам.

Но маги из Тибидохса отлично знали, как защищать своисекреты, в каком бы мире – человеческом или магическом – те ни находились. И вэтом Таня вскоре убедилась.

Вернувшись в среду из школы позже обычного – ее заставилидежурить в кабинете биологии, – Таня услышала из комнаты Пипы два голоса.Первый, капризный, взвизгивающий, явно принадлежал самой Пипе, а другой,неприятный и резкий, ее лучшей подружке Ленке Мумриковой.

– И это тут она у вас живет? Фу, уродство какое! –говорила Ленка.

Таня быстро прижалась к дверной щели ухом, чтобы непропустить ни звука.

– Ага. На лоджии. Я ее к себе в комнату не пускаю. Я сэтой дурой вместе спать не хочу, – услышала она брюзжание Пипы.

– А зимой?

– Зимой она в темной комнате спит. Ну, я вообщеуговариваю родителей, чтобы ее куда-нибудь сплавить... В детский дом там илиеще куда.

– А они?

– Мама – за, а отец говорит: сейчас нельзя, надоподождать, пока закончатся выборы, – тогда можно и сплавить. Он сказал,что знает отличный военизированный детский дом для детей с уголовныминаклонностями, где все кровати стоят по линеечке, подъем в пять утра, а передсном принудительное закаливание ледяной водой. Тех же, кто серьезно нарушитдисциплину, например, неровно поставит перед кроватью ботинки или, когда у негопотребуют дневник, не скажет: «Так точно!», заставляют подметать зубной щеткойпол в спортивном зале.

Таня содрогнулась. Вот какой, оказывается, тетя Нинель иПипа готовили ей «сюрприз». Ну ничего, через несколько дней ее уже здесь небудет. Только бы все получилось с заклинаниями перехода и полетными! Таня ужеусвоила, что просто произнести слова мало, нужно еще определенным образомнастроить мысли и заставить слушаться магическое кольцо, которое пока что велосебя крайне своенравно.

– Так ей и надо, этой Гроттерше! Надо будет позвонить втот детский дом, чтобы с ней там построже обращались, – сказала Мумрикова.

Зная, что если она сейчас войдет в комнату, то Пипа с Ленкойдогадаются, что она подслушивала, Таня осталась в коридоре. Тем временем голосасместились к окну. Хлопнула дверь, и Таня догадалась, что одноклассницы уже налоджии.

– Это ее раскладушка? – брезгливо спросила Ленка.

– Ага, – подтвердила Пипа. – Хочешьпосмотреть на ее футляр, над которым она так трясется? Я недавно заглядывала,так там у нее внутри, только представь, огроменный контрабас! Представления неимею, где она его взяла.

– На помойке нашла, – сказала Мумрикова, и обедевицы отвратительно заржали.