Конечно расскажет – затем и сорвалась. Мы оба это знаем.

Алехандро глубоко и очень горестно вздыхает. Меня уже наказывали и не раз, и самое страшное – домашний арест. Это означает, что мы с ним, как минимум, неделю не увидимся. Затем он напыживается, как воробей, пару минут кусает губы и, наконец, убегает со словами:

– Я сейчас.

Возвращается минут через десять с тяжёлыми кусачками. Я в таком страхе и позоре, что готова подставить ему не только обод «игрушки», но и всю свою руку по самое плечо, только бы выскочить отсюда. Он мучается минут двадцать, с его лба пот скатывается градом – полдень и на дворе начало августа. Я тоже вся мокрая, но скорее от нервов, нежели из-за жары. Отец всегда приезжает в двенадцать. Вот-вот он войдёт в этот дом со скандалом, и наказание, скорее всего, будет не недельным, а до самого окончания отпуска.

Алехандро так умаялся, что дышит ртом, у него едва двигаются покрасневшие от напряжения пальцы. И когда мне уже кажется, что надежды совсем нет, дверь распахивается, и вместо моего отца появляется отчим Алехандро. Я не помню, как его звали, потому что каждое лето он менял не только лицо, но и имя.

После пяти минут возни, он бросает кусачки и уходит.

– Мы что-нибудь придумаем! – спешит заверить меня Алехандро. – Только не плачь!

Я и впрямь держусь из последних сил.

Отчим Алехандро возвращается с электрическим агрегатом, от вида которого я перестаю бояться даже своего отца. Но, к счастью, он распиливает ту часть наручников, которая была прикреплена к кровати, а вторая так и остаётся на мне. Теперь я свободна, но улика на моём запястье не даст избежать наказания.

– Молодец девчонка. Вижу, что страшно тебе, но держишься – ни одной слезы не проронила! Хвалю! – треплет меня по голове.

Но что действительно помогает мне, так это гордость, улыбкой написанная на лице Алехандро.

Когда мой отец влетает в холл дома Майры Ортис, часы показывают половину второго. Очевидно, что-то пошло не так, и он задержался по пути из аэропорта сюда. Не иначе, как мне Провиденье помогло. К этому времени мы с Алехандро спокойно потягиваем клубничный смузи из высоких стаканов с толстой зелёной соломинкой – его мать всегда угощала нас такими, когда была в духе. Отец подходит ко мне, срывает с моих коленей диванную подушку, но мои руки свободны – в гараже отчим Алехандро распилил и второй браслет, подложив под него металлическую пластину, чтобы не поранить мне руку.

Отец поднимает глаза на Майру.

– Всё в порядке? – спрашивает у неё.

– В полном, – отвечает она с ухмылкой.

Мой отец очень любил обсуждать людей. Он вечно на кого-нибудь жаловался матери, но Майру при нас никогда не трогал, хотя я каким-то чутьём всегда угадывала его категорически отрицательное к ней отношение.

Тем же вечером мы с Меган собираем на полу гостиной пазлы. Отец с матерью потягивают пиво, сидя в плетёных креслах во внутреннем дворе. Дверь туда полуприкрыта, и им кажется, что они в уединении, а их беседу проглатывает отдалённый гул океана. Однако это не так: нам слышно каждое их слово.

– Она шлюха, – шипит отец.

– Шлюха – это женщина, которая продаёт своё тело за деньги, – напоминает ему мать.

Они с Майрой в хороших отношениях и даже однажды пили кофе вместе.

– Не только. Есть шлюхи по рождению. Даже если ей нет нужды этим торговать, у неё… – тут он запинается и бросает в нашу сторону взгляд. Мы с Меган, как по команде, тут же утыкаемся носом каждая в свой пазл.

– Майра всего лишь живёт в своё удовольствие, – говорит мать.

– Это «удовольствие» до добра не доведёт. И я ещё раз тебе повторяю: нечего нашим детям делать в доме Майры Ортес.

Меган даже не пытается спрятать досаду. Теперь она тоже боится, что нам обеим запретят играть с Алехандро. И хотя она всегда в нашем трио была персонажем лишним, её тяга к нему никуда не делась. Хуже того, она обострилась, что, скорее всего, и было причиной, почему именно в этом возрасте она так отчаянно старалась мне насолить. Женская ревность – страшная вещь. Сейчас, сосредоточив невидящий взгляд в одной точке, она соображает, что едва не навредила сама себе. Поймай меня отец с теми наручниками, под домашним арестом, конечно, оказалась бы только я, а вот Алехандро раз и навсегда стал бы запретным плодом для нас обеих. Именно «плодом», потому что невзирая на юный возраст, мы на каком-то базовом уровне с ней буквально «по уши» влипли в него. Но это в этом году Меган ещё ребёнок. А вот в следующем уже не совсем. Всего год разницы – восемь и девять лет, а мозг её станет мыслить совсем иначе. И в следующем году, она всё-таки найдёт волшебную кнопку Алехандро – поцелуи.

6.AM – This Is It

Ещё в самолёте я замечаю, что у Лео на пальце нет обручального кольца. Ерунда, говорю себе. Просто в ванной снял и наверняка забыл надеть. В конце концов, я ведь тоже своё не ношу.

Нас снова встречает Келли, и на этот раз в моей сумке две пары запасных солнечных очков помимо тех, за которыми прячутся сейчас мои глаза. Келли совсем не похож на себя. Нет, внешне всё тот же, а вот внутри его словно кто-то подменил.

– Привет, – здоровается со мной при встрече, но, разумеется, только после взаимного обмена с Лео похлопываниями по спине. – Как твои дела?

– Ничего так. Твои как?

– Супер. Спасибо.

– Пожалуйста.

И в машине Келли серьёзен, беседа с Лео у него не клеится, не течёт вольным ручьём. Когда два старинных друга съезжают на обмен сообщениями о погоде «тут» и «там», я всерьёз начинаю подозревать у Келли какое-нибудь печальное заболевание. Хорошо, что я сижу на заднем сиденье в солнечных очках.

Наконец, Лео находит подходящую тему для их беседы:

– Не могу поверить, что ты всё-таки поменял машину! Помню, кто-то доказывал, что до самой смерти будет ездить только на GMC…

– Просто некоторые вещи… неизбежно становятся твоим прошлым. Главное, вовремя это понять.

Бог мой! Это Келли сейчас изрёк или его подселенец? Даже Лео настолько оторопел от услышанного, что уставился на друга и замер.

По приезду Келли вынимает не только чемодан Лео из багажника, но и мой. Я даже не успеваю опомниться, как он передаёт один из них Лео, а второй везёт к дому сам.

– Келли, у тебя… совершенно случайно нет брата близнеца? – бегу за ним едва ли не вприпрыжку.

– Кто его знает, может, и есть, – отвечает невесело. – Как там у вас в Ванкувере? Солнечно?

Карла встречает нас у входа, как и в прошлый раз. Но… теперь она выглядит по-другому. Прежде всего, на её прекрасном лице сияет голливудская улыбка. Если Марлис за последние месяцы не окончила курсы парикмахерского мастерства, то Карла определённо сегодня сделала укладку в салоне. Её маленькое спортивное тело завёрнуто в длинное шёлковое платье-халат с редким принтом из улиток, размером с металлический доллар. Под самой шеей тянется тонкая, как паутинка, цепочка и на ней тоже крошечная, практически микроскопическая улитка с камушками.