– Это очень модно. Туфли, сумка приличные есть?

– Купила уже.

– Украшения?

– Бабушкины колечки.

– Хорошо бы нитку жемчуга. Небольшую.

– Ну у меня есть, помнишь, ты же привезла мне изИспании.

– Нормально. У тебя такая внешность, что и подделкасойдет за драгоценность.

– Уля, о чем ты говоришь, какая у меня такаявнешность? – живо заинтересовалась я. В последнее время все мне намекалитолько на то, что рядом с таким красавцем я смотрюсь замухрышкой.

– В тебе есть изыск. Ты не красавица, уж прости меня,но, на мой вкус, интереснее любой красавицы. В тебе нет никакой дешевки,понимаешь? Только ты в последние годы махнула на себя рукой. Если займешьсясвоей внешностью, ты еще всем дашь сто очков вперед.

– Ах, Ульяша, я тебя обожаю! Ничего лучшего ты сегодняне могла мне сказать.

– Только не крась губы. А глаза, наоборот, накрасьпосильнее. И будешь неотразима. Руки в порядке?

– Да.

– Тогда до завтра. Приезжай часам к двум, сможешь?

– Постараюсь.

И вдруг, положив трубку, я сообразила, что свекровь ужедавно не объявляется. Это было очень на нее непохоже. Обиделась на что-то илизахворала?

Надо бы выяснить, а то потом только хуже будет. Я сразунабрала ее номер.

– У телефона.

– Светлана Георгиевна, добрый день, у вас все впорядке?

– Почему тебя это вдруг заинтересовало?

– Просто вы давно не приходите, не звоните, язабеспокоилась, здоровы ли вы…

– Твоими молитвами. Спасибо, что побеспокоилась, я кэтому не привыкла.

– А почему вы не были на последнем спектакле? Такойсумасшедший успех…

– Я была занята, – сухо ответила свекровь.

– Ну хорошо, раз все в порядке, тогда до свидания.

– Подожди, Саша! Я давно хочу спросить… Что Глеб тебепривез?

– В каком смысле? – не поняла я.

– Ну он привез тебе какие-то вещи?

– Лучше бы не привозил…

– Да? – как-то радостно спросила она. –Почему?

И тут до меня дошло! Она обиделась на Глеба за желтыешмотки!

– Потому что почти все желтое… Черт знает что! Явидела, что он и вам тоже желтенькое привез, чувствовала, что вам непонравится, но вы же его знаете… Ему легко внушить любую чушь, особенно еслиговорить с апломбом. Но вы не расстраивайтесь.

– Жалко, лежат новые веши… Может, можно их кому-топродать?

– Это я не знаю!

– Да, кстати, Саша, я хотела тебя спросить… Помнишь, ядавала тебе книгу Молоховец?

– Помню, конечно.

– Она тебе нужна?

– Да нет, в общем…

– Не могла бы ты мне ее привезти?

– Пожалуйста, но уже завтра, сегодня не получится.

– Хорошо, пусть будет завтра. Только скажи когда.

– Ну примерно в час дня. – Я решила сделать это подороге к Ульяше.

– У меня в час ученица.

Светлана Георгиевна преподает французский.

– Так я просто закину вам книгу, и все.

– Ну что ж, если другое время ты выбрать не можешь…

– Извините, у меня завтра много дел. Всего доброго,Светлана Георгиевна. – Я поспешила положить трубку, иначе меня опять захлестнетволна обид на меня, на сына, на весь мир. Надо только еще найти эту чертовуМолоховец. Я стала обозревать книжные полки. Ага, вон она! Я залезла на стул,достала Молоховец, и вдруг взгляд мой упал на толстый том «Истории КПСС». Изачем он тут стоит?

Только место занимает, выкину его, и дело с концом.

Это еще от тетки Глеба осталось. Вообще, надо бы разобратькниги, многое наверняка уже не нужно, как вот эта «История». Но сегодня мне недо того. И все-таки я сняла книгу с полки, а заодно и еще несколько книг понаучному коммунизму. С каким удовольствием я от них избавлюсь! Но тут менякак-то шатнуло, и стопка книг разлетелась в стороны.

Хорошо, еще я сумела удержаться на стуле. Я спрыгнула истала подбирать книги. И тут заметила, что из «Истории КПСС» выпал какой-толисток. Письмо, что ли? Я развернула сложенный вчетверо лист, заполненныйизящным почерком. У меня буквально потемнело в глазах.

"Любимый мой, уже нет сил жить так далеко от тебя! Язнаю, время и расстояние работают против меня, но ничего не могу с этимподелать. Я пытаюсь приучить себя к мысли, что мы не одно целое, что у нас всеотдельно, но это больно, это так больно! Я живу почти в раю, но для меня этонастоящий ад.

Боже мой, Глеб, как трудно писать о любви, как труднопридумать что-то новое… Каждая фраза будто уже тысячи раз читана, но поверь,каждая буква кричит о любви к тебе! Я часто смотрю на море. Знаешь, у него цветтвоих глаз. Да-да, не у тебя глаза цвета моря, а у моря цвет твоих глаз. Воттак я воспринимаю действительность. Прости, если на бумаге это выглядитпошлостью, но что делать, если я так чувствую, а выразить иначе не умею.

Вот уж точно говорят, не было бы счастья, да несчастьепомогло… Те две недели, что мы были вместе, дают мне такую пишу длявоспоминаний… Я говорю себе: сегодня 16 января, и я по минутам вспоминаю этотдень. И, конечно, ночь. У меня таких воспоминаний пятнадцать, а это немало… Язнаю, Глеб, что ты тоже любишь меня и что сейчас неподходящий момент, ноповерь, нельзя строить жизнь с женщиной только на жалости и благодарности.

Ничем хорошим это не кончится для вас обоих, только любовьдолжна связывать людей, только любовь.

А что получается? У тебя жалость и благодарность, у меняблагодарность и расчет. А в результате страдают все: и мой муж, и твоя жена, имы оба… Глеб, мы должны, мы просто обязаны разорвать этот порочный круг. Прошутебя, подумай об этом и напиши.

Одно твое слово, и я брошу все! Не нужен мне этот рай,ничего не нужно, если тебя нет рядом. Господи, как я люблю тебя! Прости, яготова ждать сколько нужно. Тысячу раз целую тебя, мой любимый.

Твоя Л.".

Боже, что это? Мой мир, мой маленький мир, который япостроила на своей любви и вере в любовь мужа, стремительно рушился – да чтотам, уже рухнул. Потом я сказала себе: подожди, давай спокойно все обдумай. Ногде же взять это спокойствие? Кто такая эта Л.? Откуда она взялась, кудаделась? Или она никуда не делась? Может, она существует по сей день в егожизни? И в каком это раю у моря она живет? Я вертела в руках злополучныйлисток. Он был явно не новым, бумага уже чуть потемнела. Глеб хранит этописьмо, значит, оно ему дорого? В конце концов, мало ли что бывает, ну переспалон с дамочкой, та влюбилась по уши, письма пишет, но если бы она… О чем ядумаю? Там же черным по белому сказано, что он живет со мной из жалости иблагодарности. Кровь бросилась мне в лицо. Ну из благодарности – это понятно, аиз жалости? 16 января…