Латвия достаточно маленькая страна, здесь все друг другазнают. Ни устроиться на постоянную работу, ни даже мечтать о сносномсуществовании я к тому времени уже не мог. Я был узким профессионалом. Ничегодругого делать не умел. Правда, довольно сносно владел двумя иностраннымиязыками, и это меня как-то спасало, поддерживало на плаву. Весной девяносточетвертого Вилма предложила мне развестись. Она даже не возражала, чтобы яоставил девочку себе.

Нас развели довольно быстро. А через месяц в Риге появился ФедорГаско, с которым я познакомился еще в Африке. Он работал в торгпредстве.Встретились мы с ним случайно, но я узнал, что он президент большой фирмы идела у него идут неплохо. В свое время я ему очень помог, и он об этом помнил.У него тогда пропали важные документы, а я подписал акт, что они сгорели вовремя пожара в его офисе. После нашей встречи в Риге он побывал у меня дома,увидел мою мать, дочь, которой было уже девять лет. И сразу предложил мнепереехать в Москву, руководить службой безопасности в его фирме.

В Риге к тому времени меня уже ничто не держало. Но я долгоколебался.

Здесь был наш дом, могилы моих предков, отца. Но веснойдевяносто четвертого мать снова легла в больницу. У сестры, с трудом сводившейконцы с концами, денег на ее лечение не было. Врачи посоветовали мне везти матьв Германию. Или в Россию. Это и решило в конечном итоге нашу дальнейшую судьбу.Мы переехали в Москву. Сначала снимали квартиру. Илзе пошла в школу. СпасибоФедору, он дал мне под честное слово большую сумму денег. И сразу взял надовольно высокую зарплату, и вскоре я уже отработал свой долг.

Матери сделали операцию, все прошло благополучно, хотя ейбыло уже за семьдесят. Мы купили небольшую двухкомнатную квартиру. Я дажеприобрел старый автомобиль «девятку» с пятилетним пробегом. В общем, жизнькак-то налаживалась.

Но в роковой день двадцать четвертого сентября девяностошестого года на пороге своего дома был убит Федор Гаско. Отпустив водителя, онвошел в подъезд своего дома, где киллер и настиг его тремя выстрелами. И ещебыл один выстрел — контрольный.

После этого все наши дела пошли наперекосяк. Меня вскоревыгнали с фирмы, мол, это я отвечал за безопасность Феди. Не желали и слушать,что я был не личным телохранителем президента, а отвечал лишь за безопасностьпоставок.

Кое-какие связи у меня к тому времени были, и я все жеустроился на работу.

Следующие два года выдались довольно тяжелыми, но кое-какжили. Илзе превратилась в высокую красивую девушку, на нее уже засматривалисьмолодые люди. Мама немного окрепла. Но я ночами стал сильно кашлять. Сначала необращал на это внимания и пил элементарные таблетки от кашля. Потом показалсяврачам — у меня пошла кровь. Это случилось в конце июля девяносто восьмогогода.

Последующие консультации были более основательными. А как-товрач, строгий мужчина лет сорока, человек с добрыми глазами, пригласил меня всвой кабинет и, пристально глядя на меня, сказал:

— Вы серьезно больны, Эдгар Эдгарович. Вам нужно серьезнолечиться.

Необходима срочная госпитализация.

— Не смогу, — улыбнулся я, — у меня семья — мать и дочь. Ктоих будет кормить? Они без меня пропадут. Нет, доктор, ничего не выйдет. Я могусогласиться на что угодно, но только не на больницу. Выпишите мне таблетки, и ябуду честно исполнять все ваши предписания.

Он еще раз посмотрел на рентгеновские снимки и поморщился:

— Поймите меня, вам просто необходимо срочно лечь вбольницу. Иначе…

— Мои дела так плохи? — растерянно спросил я.

— У нас есть очень серьезные подозрения, — сказал он, но поего глазам я видел, что он лукавит, — пока только подозрения… Короче, нужнолечь в больницу.

— Вы не говорите, какие подозрения. Это из-за того, что ямного курю?

— Прежде всего из-за этого, — признался врач, — вам нужносрочно бросить курить.

— С этим я попробую справиться, — жалко улыбнулся я.

Врач снова взялся изучать снимки.

— Я дам вам направление в другую клинику. Стоит еще разпровериться, — не очень решительно проговорил он.

Он взял бланк, начал что-то писать, но я остановил его руку.

— Не нужно, — тихо сказал я, — не думайте, что я ничего непонимаю. У меня ночью иногда идет горлом кровь. Что у меня, доктор? Этокишечник, легкие?

Что? Только не скрывайте, скажите правду. Я достаточносильный человек и обязан знать всю правду, до конца.

Доктор молчал. Лживая советская этика не позволяла врачучестно говорить с больным. На Западе, напротив, считают, что пациент обязан всезнать.

И рассчитывать немного на себя, а больше на Бога. Во всякомслучае, чтобы иметь возможность перед смертью распорядиться своим имуществом.Завершить все земные дела. У нас же в Бога никто давно не верит, а на себяникто рассчитывать не может. Значит, наши врачи в чем-то правы. Зачем знать острашном диагнозе среднестатистическому гражданину? Он немедленно грохнется вобморок, или у него лопнет сердце.

— Я даю вам направление в онкологический центр, — проговорилнаконец врач. — Уберите вашу руку. Я напишу направление.

Я медленно убираю руку. Случилось то, чего я боялся большевсего на свете. Отец умер от этой страшной болезни. И тоже в относительномолодом возрасте. Мне только сорок девять.

— Вы не ошиблись? — спрашиваю я только для того, чтобынарушить гнетущее молчание.

— Вам нужно провериться, — уже сердито сказал он, дописываянаправление, — и послушайтесь моего совета — ложитесь в больницу.

Я киваю ему, лихорадочно соображая, что же мне делать.Сбережений не так много, кроме квартиры и машины, нет ничего ценного. Еслипонадобится операция, я не смогу найти денег. А продавать квартиру не стану низа что. Мать и Илзе будут жить в этой квартире даже после моей смерти. Онадосталась мне так непросто. К этому времени я наконец получил российскоегражданство. Хотя должен был получить его почти автоматически. Ведь я родился вРоссии, в Сибири, и место рождения зафиксировано в моем паспорте. Но кприбалтам в России отношение настороженное. Я их не виню. Зная, что сорокпроцентов населения Латвии, которые жили в Риге до августа девяносто первогогода, до сих пор не имеют латвийского гражданства, на некоторые вещи смотришьсовсем по-другому.

Я возвращался домой в крайне подавленном настроении. Врачвыдал мне мои рентгеновские снимки и приказал передать их в центр. Он даженаписал — кому.

Уже у дома я решил узнать все побыстрее. Развернул машину ипоехал в онкологический центр. Нашел там врача, к которому меня направляли, исказал ему, протягивая снимки: