Еще несколько месяцев Тамара провела в разных клиниках.Сильно располнела и упорно отказывалась разговаривать со всеми, даже сАллочкой. Потом отец взял ее домой, и женщина молча сидела у телевизора. Онабыла абсолютно послушна, ела, когда подавали, спала, когда укладывали. Родителинаняли для ухода сиделку, и один раз медсестра рассказала генералу, что Томезвонила какая-то дама. Все знакомые давно знали о происшедшем, и не беспокоилиРыклиных. Но лечащий врач велел, чтобы больную «шевелили». Рекомендовалприглашать гостей, водить в театр…

Вот сиделка и протянула Тамаре трубку. Внезапно молчавшаяпочти полгода женщина спросила:

– Чего тебе надо?

Лицо ее постепенно приобрело краски, и медсестра услышала:

– Это не я, а ты его убила, Мила.

Поняв, что дочери звонила Шабанова, генерал в первый моментхотел сгоряча поехать домой к нахалке. Остановило его только то, что Томочкапосле телефонного разговора как будто пришла в себя, стала общаться сдомашними. У родителей забрезжила надежда на выздоровление дочери.

Потом наступил черный день, двадцать восьмое января, деньрождения Леонида. С утра Тамара была очень внимательна к родителям, целовала ихи обнимала. Ближе к вечеру сказала, что хочет поехать на квартиру к Леониду.Брак они не успели расторгнуть, и «двушка» досталась жене по наследству. Матьвызвала такси и проводила Тамару в Костиков переулок.

Томочка походила по комнатам, где все осталось, как припокойном хозяине, и проговорила:

– Здесь прошли счастливые дни.

Помолчав минуту, попросила:

– Мамочка, сходи купи вина, помянем Леню.

Генеральша пошла в магазин, а когда спустя полчаса вернулась,холодный, зимний ветер равнодушно шевелил занавески распахнутого окна… Нанегнущихся ногах мать добралась до подоконника и поглядела вниз.

На белом, не по-московски чистом снегу ярко выделялосьогненно-красное пятно. Томочка в тот день зачем-то надела на себя пурпурноеплатье.

Алла замолчала. У меня тоже слова не шли с языка. Наконецхозяйка добавила:

– Уверена, что она хотела попасть на тот же штырь, что иЛеонид, искупить такими же му́ками свой так называемый грех, только бог недопустил. Умерла сразу, следователь потом сказал, будто упала на землю ужемертвой, сердце разорвалось в полете. И хотя и Леня, и Тамара шагнули из окнасами, можно не сомневаться – убила их Людмила!

Я потрясенно молчала. Опять зазвенел будильник, и будущаямать схватилась за бутылку.

Домой я ехала в глубокой задумчивости. Понятно теперь,почему генерал Рыклин выгнал из дома «адвокатшу». Аллочка сказала, что послесмерти Тамары ее мать тронулась умом и стала как ребенок. Игорь Кирилловичочень несчастлив.

– Трудно себе представить, какие злые встречаются люди насвете, – вздыхала Аллочка. – Прикиньте: спустя несколько недель после смертиТомы в почтовый ящик Рыклиных опустили записку: «Бог наказал тебя, сам знаешьза что. Живи теперь и мучайся». Подписи, естественно, нет. Потрясенный генералподнялся к Алле и показал бумажку. Аллочка как могла успокоила обезумевшегоИгоря Кирилловича, а гадкое послание потихоньку выбросила.

– И знаете, – сказала Мостовая, – мне показалось, что этосделала Людмила.

– Узнали почерк?

– Нет, – покачала головой собеседница, – буквы были вырезаныиз газеты. Просто интуиция подсказала, что она это сделала, словнопочувствовала. Ну, думаю, еще одно такое письмишко придет, в милициюотправлюсь.

Но больше Рыклина не беспокоили.

Задумавшись, я проехала перекресток на желтый свет, но никтоне заметил нарушения. Погода разбушевалась не на шутку. Зима явно хотелаотомстить весне за преждевременное вторжение в город. По земле бежала юркаяпоземка, ледяной ветер бросал на ветровое стекло пригоршни слякоти.

Аллочка дала мне телефон Гали, бывшей сослуживицы Людмилы,но я решила сегодня не заниматься больше поисками. Ясно пока одно – близкихродственников у Милы не было, а из трех известных мне подруг две – Тамара иАлла – ничего не знали о Вере. Тамара скончалась еще до рождения девочки, аАллочка прекратила с Милой всяческое общение.

Думая о том, как лучше вести разговор с Галей, я въехала водвор. Слава богу, наконец-то дома! Только удастся ли отдохнуть, опять небосьАлиска притащила гостей, придется улыбаться до потери пульса, изображатьрадушную хозяйку.

Но в доме почему-то тишина. Искренне пораженная этим фактом,я распахнула дверь гостиной и застала милую сердцу картину – Маша и Аркадийиграют в нарды.

– Мы одни?

– Кажется, – подтвердил сын, – просто не верится. Алискауехала.

– Куда?

– У нее сегодня «Лебединое», – пояснила Маша.

– Так что до одиннадцати мы абсолютно свободны, – пояснилКеша и гневно поглядел на Марусю. – Ты жульничаешь!

– Вот еще! – возмущенно отозвалась Маня.

– Но как можно выбросить подряд восемь раз шесть–шесть?

– Не знаю, – ухмыльнулась девочка, – просто везет.

– Дай кости, – потребовал брат.

– Зачем?

– Давай, говорю!

Маленький Машкин кулак приблизился к широкой ладони брата, ив Кешкину длань упали два кубика – белые с синими точками.

Сын потряс их и бросил на доску: два–один.

– Теперь ты, – велел Кеша девочке.

Маруся ухватила костяшки, долго гремела ими, перебрасывая изруки в руку, потом швырнула – шесть–шесть!

– Невозможно! – пробормотал Аркадий. – Полный разгром.

– Не расстраивайся, – захихикала сестра, – может, завтратебе повезет.

Пока она передвигала фишки, я внимательно разглядывалакубики. Белые, но точки не темно-синие, а черные. Все понятно! Купила вмагазине «Смешные ужасы» шулерские кости с магнитом и теперь дурит брата. Дакак ловко, просто Дэвид Копперфильд!

– На что играете? – поинтересовалась я.

– Проигравший расчесывает Черри, – радостно пояснила Манюня.