Я не в силах был видеть его измученное лицо, не мог и вмыслях допустить, что ему тоже бывает больно, как мне, как другим мальчикам.Все во мне протестовало против такого предположения.

– В своем эгоизме ты всех перепугал, мой властелин ихозяин! – объявил я.

Не удостоив меня в ответ даже взглядом, он вдруг исчез,подняв вокруг себя вихрь, и я услышал, как в пустых комнатах эхо разносит егобыстрые шаги.

Я знал о его способности передвигаться со скоростью,недоступной для обыкновенного человека. Я помчался за ним, но дверь спальнизахлопнулась прямо перед моим носом, и прежде, чем я успел ухватиться за ручку,засов скользнул на свое место.

– Мастер, впусти меня! – крикнул я. – Я ушелтолько потому, что ты так велел! – Я метался перед запертой дверью,понимая, что взломать ее невозможно. Я стучал по ней кулаками и пинал ееногами. – Мастер, ты же сам послал меня в бордели! Это ты подверг меняпроклятым испытаниям!

Так продолжалось довольно долго. В конце концов я сел на полпод дверью, прислонился к ней спиной и громко, с подвываниями заплакал. Онждал, пока я прекращу весь этот шум.

– Иди спать, Амадео, – наконец послышался из-за двериего голос. – Мой гнев не имеет к тебе отношения.

Не может быть! Вранье! Я пришел в бешенство, я чувствовалсебя оскорбленным, обиженным, я замерз. Во всем доме было чертовски холодно.

– Так пусть ко мне имеет отношение ваше спокойствие,сударь! – крикнул я. – Откройте же эту чертову дверь!

– Иди спать к остальным, – спокойно сказал он. –Твое место среди них, Амадео. Ты их любишь. Они такие же, как ты. Не ищиобщества чудовищ.

– Ах, так вот кто вы такой! – воскликнул я презрительнои грубо. – Вы, способный рисовать, как Беллини или Мантенья, способныйчитать любые книги и говорить на любом языке, способный на безграничную любовьи терпение ей под стать, – чудовище? Я правильно понял? Значит, эточудовище дало нам крышу над головой и ежедневно кормит нас пищей,приготовленной на кухне богов? Да уж, поистине чудовище!

Он не ответил.

Это взбесило меня еще больше. Я спустился на нижний этаж иснял со стены большой боевой топор. Раньше я едва замечал выставленное в домемногочисленное оружие. Что ж, пришло и его время, подумал я. Хватит с меняхолода. Я больше не могу. Не могу!

Я поднялся наверх и рубанул дверь боевым топором. Конечно,топор прошел сквозь хрупкое дерево, сокрушив расписную панель, расколовстаринный лак и красивые желтые и красные розы. Я вытащил топор и снова ударилв дверь.

На этот раз засов сломался. Я толкнул ногой разбитую раму, иона упала на пол.

Он сидел в большом дубовом кресле и смотрел на меня в полномизумлении, сжимая руками львиные головы на подлокотниках. За его спинойвозвышалась массивная кровать с красным, отороченным золотом балдахином.

– Да как ты смеешь! – сказал он.

В мгновение ока он оказался прямо передо мной, забрал у менятопор и с легкостью отшвырнул его, но так, что тот врезался в противоположнуюкаменную стену. Потом он подхватил меня и швырнул на постель. Кроватьзатряслась, вместе с ней – балдахин и драпировки. Ни один человек не смог быотбросить меня на такое расстояние. Но для него это не составило труда. Махаяногами и руками, я приземлился на подушки, отчего содрогнулась не толькокровать, но все сооружение в целом, вместе с балдахином и занавесями.

– Презренное чудовище! – бросил я, стараясь принятьудобное положение. Потом повернулся на левый бок, согнул ногу в колене и окинулего злым взглядом.

Он стоял ко мне спиной, намереваясь закрыть внутренние дверикомнаты, которые раньше были распахнуты и поэтому не сломались. Вдруг оностановился и с игривым выражением на лице повернулся ко мне.

– Ах, какой у нас подлый нрав для такой ангельскойвнешности, – ровно сказал он.

– Если я ангел, – ответил я, отползая от краякровати, – рисуй меня с черными крыльями.

– Как ты смеешь ломиться в мою дверь?! – Он скрестил рукина груди. – Неужели я должен объяснять, почему я не потерплю такого ни оттебя, ни от кого-либо другого?

Он стоял и взирал на меня, приподняв брови.

– Ты меня мучаешь, – сказал я.

– Да что ты? Как именно? И с каких пор?

Мне хотелось заорать. Мне хотелось крикнуть: «Я люблю толькотебя!»

Вместо этого я сказал:

– Я тебя ненавижу.

Он не смог удержаться от смеха. Он опустил голову и подперпальцами подбородок, не сводя с меня глаз.

Потом он вытянул руку и щелкнул пальцами. Я услышал, как внижних комнатах что-то зашуршало. Я выпрямился и сел, окаменев от изумления.

Я увидел, как по полу в дверь проскользнул длинныйучительский хлыст, словно его двигало ветром; потом он изогнулся, перевернулся,поднялся и упал в ожидающую руку.

Внутренние двери захлопнулись за его спиной, засов влетел наместо, раздалось звяканье металла. Я отодвинулся подальше.

– Приятно будет тебя выпороть, – сказал он, милоулыбаясь, с почти невинным взглядом. – Можешь записать это в очередныечеловеческие впечатления, как, например, выделывание курбетов со своиманглийским лордом.

– Давай. Я тебя ненавижу, – сказал я. – Я –мужчина, а ты это отрицаешь.

Он казался высокомерным, спокойным, но отнюдь нерасположенным к шуткам.

Подойдя к кровати, он схватил меня за голову и швырнул лицомв подушки.

– Демон! – воскликнул я.

– Господин, – невозмутимо поправил меня он.

Я почувствовал, как его колено уперлось мне в спину, аследом за этим на мои бедра со свистом опустился хлыст. Конечно, из одежды намне были только диктуемые модой тонкие чулки, поэтому с тем же успехом я могбыть и голым.

Я вскрикнул от боли, но сразу закрыл рот. Когда за первымударом последовало еще несколько, я изо всех сил постарался молча снести побои,однако услышал собственный неосторожно вырвавшийся стон. Этот стон возмутил меня,точнее, даже привел в бешенство.

Он вновь и вновь опускал хлыст – на мои бедра, на икры... Внеописуемой ярости я пытался приподняться, отталкиваясь ладонями отпокрывала, – тщетно. Я не мог сдвинуться с места. Меня сковывало егоколено, а он самозабвенно хлестал меня, не останавливаясь ни на секунду.