В конце концов моя бунтарская натура подсказала выход: ярешил поиграть в одну игру. Будь я проклят, если стану просто лежать иплакать, – а к моим глазам уже подступали слезы. Я крепко зажмурился, сжалзубы и сказал себе, что каждый удар окрашен в божественный красный цвет, чтомне это нравится и что горячая, сокрушительная боль – тоже красная, а тепло,разливающееся по моим опухающим ногам, – золотистое и ласковое.

– Какая прелесть, – сказал я.

– Ты доиграешься, мальчишка! – воскликнул он и принялсяхлестать меня еще сильнее и быстрее. Мои прекрасные видения оставили меня. Мнебыло больно, чертовски больно.

– Я тебе не мальчишка! – выкрикнул я.

Я почувствовал, что у меня повлажнела нога, – по нейтекла кровь.

– Господин, ты что, собрался меня изуродовать?

– Что может быть хуже для падшего святого, чем превратитьсяв мерзкого дьявола?

Новые удары. Я понял, что тело мое кровоточит уже внескольких местах. Теперь я точно буду весь в шрамах. Я не смогу ходить.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь! Прекрати!

К моему изумлению, он остановился. Я уткнулся лицом в руку изаплакал. Я долго всхлипывал, а ноги так горели, как будто побои все ещепродолжались. Мне казалось, что он опять наносит мне удар за ударом, но этобыло не так. Я все надеялся, что боль вот-вот утихнет, перерастет в теплое,трепетное и приятное ощущение, как вначале, в первые два раза. Это будеттерпимо, но то, что я испытывал в тот момент, было ужасно. Как же мне противно!

Вдруг я почувствовал, что он наклонился надо мной. Еговолосы приятно защекотали мне ноги. Потом он ухватил пальцами порванные чулки идернул, моментально сорвав их с моих ног.

Боль завибрировала, усилилась, а затем мне немногополегчало. Шрамы обдувал прохладный ветер. Когда к ним прикоснулись его пальцы,я испытал такое чудовищное удовольствие, что не удержался и застонал.

– Ты еще будешь ломиться ко мне в дверь?

– Никогда, – прошептал я.

– Ты еще будешь мне противоречить?

– Никогда, никогда, ни единым словом!

– Что еще?

– Я тебя люблю.

– Не сомневаюсь.

– Но это правда! – задыхаясь, сказал я.

Его пальцы гладили мою раненую плоть, доставляя мненевыносимое наслаждение. Я не осмеливался поднять голову, а вместо этого ещекрепче прижался щекой к шершавой вышивке на покрывале, к огромному изображениюльва, вдохнул побольше воздуха и дал волю слезам. Мне было спокойно –наслаждение лишило меня всякой власти над собственным телом.

Я закрыл глаза и почувствовал на своей ноге его губы. Онпоцеловал один из шрамов. Я решил, что вот-вот умру. И попаду в рай, в болеевозвышенный и восхитительный, чем венецианский. В паху сама собой ожилаблагодарная, безрассудная сила...

На шрам потекла горячая кровь. По нему резким движениемскользнул его язык, лизнул, надавил, и перед моими глазами запылало пламя –ослепительный огонь на мифическом горизонте во мраке моего слепого рассудка.

Он перешел к следующему шраму: на него тоже закапала кровь,последовало очередное прикосновение чуть шершавого языка – и гнусной боли какне бывало, осталось только пульсирующее наслаждение. А когда он перешел к новойране, я подумал, что больше не выдержу...

Он быстро двигался от шрама к шраму, покрывая их своимиволшебными поцелуями, сопровождаемыми прикосновением языка, а я дрожал всемтелом и стонал.

– Ну и наказание! – внезапно выдохнул я.

Ужасные слова! Я мгновенно раскаялся.

Поздно! Я почувствовал жестокий шлепок пониже спины.

– Я не то хотел сказать, – пытался объяснить я. –То есть я не хотел... показаться неблагодарным... В смысле... прости меня заэти слова!

Но он ударил меня снова, так же яростно, как и в первый раз.

– Господин, ну пожалей же меня. Я совсем запутался! –закричал я.

Он опустил руку на еще горевшее от удара место, и я решил,что вот теперь он точно изобьет меня до потери сознания.

Но его пальцы лишь ласково сжали мою кожу, не разорванную, апросто слегка горячую, как после первых ударов хлыста.

Я снова почувствовал прикосновение его губ к моей левойикре... кровь... язык... По всему телу разлились приятные ощущения, и ябеспомощно ловил ртом воздух.

– Мой господин, Мастер, я люблю тебя.

– Хорошо-хорошо, но в этом ничего необычного нет, –прошептал он, не переставая целовать мои ноги. Он слизывал кровь. Я содрогалсяпод его рукой, лежащей у меня на ягодицах. – Вопрос в том, Амадео, почему ятебя люблю? Почему? Зачем мне понадобилось идти в тот вонючий бордельпосмотреть на тебя? Я по природе сильный... какой бы ни была моя природа...

Он жадно поцеловал большой шрам на моем бедре. Я чувствовал,как он высасывает из него кровь, слизывает ее языком, а потом в рану потеклаего кровь, сотрясая все мое тело. Я ничего не видел, хотя, как мне казалось,глаза мои оставались открытыми. Я хотел удостовериться, что это действительнотак, но ничего не мог разглядеть – только золотистый туман.

– Я люблю тебя, очень люблю, – сказал он. – Нопочему? Да, ты сообразительный, да, ты очень красивый, а внутри тебя скрытыопаленные останки святого!

– Господин, я не понимаю, о чем ты говоришь. Я никогда небыл святым! Никогда! Я не считаю себя святым! Я жалкая, непочтительная, неблагодарнаятварь. О, я тебя обожаю. Как же это восхитительно – беспомощно сдаться на твоюмилость!

– Прекрати издеваться.

– Да у меня и в мыслях не было издеваться! Я стремлюсьвысказаться, поведать правду... Я хочу быть рабом правды, рабом... Я хочу бытьтвоим рабом.

– Нет, ты, похоже, действительно не издеваешься. Ты говоришьто, что думаешь. Однако сам не понимаешь, насколько это абсурдно.

Он закончил свое продвижение. Мои ноги напрочь утратилипрежнюю форму, ту, которая существовала в моем затуманенном сознании. Я могтолько лежать и содрогаться от его поцелуев. Он опустил голову на мои бедра, навсе еще не остывшее после шлепка рукой место, и вдруг я почувствовал, что егопальцы коснулись самых интимных моих органов.

Мой член твердел в его руке, твердел от вливания его жгучейкрови, но еще больше – от присутствия во мне молодого мужского начала, такчасто смешивавшего по собственной воле наслаждение с болью.

Он становился все тверже и тверже, я метался под тяжестьюголовы и плеч Мастера, пока в конце концов в его скользкие пальцы безудержными,безостановочными толчками не хлынул бурный поток.