темноту. Много-много раз я вот так просыпалась посреди ночи в одиночестве, зависая в плотной бездне неопределенности где-то в безвременье и теперь была благодарна присутствию рядом живого существа. Я потерлась щекой о спину Дила, ощутив нежность его старой хлопковой футболки. Дил зашевелился, резко вздохнул и повернулся ко мне лицом.

– Что случилось? – пробормотал он.

– Извини, – зашептала я в ответ, – плохой сон.

Он привлек меня к себе и заключил в крепкие объятья. Я уткнулась лицом в его плечо и почувствовала губами его горячую гладкую кожу. Инстинктивно я поцеловала его в углубление между шеей и ключицей. Он тихо муркнул от удовольствия. Я поцеловала его еще, теперь дольше, наслаждаясь успокаивающим контактом своих губ с его кожей. А потом, в полной тишине, мы стали целовать друг друга. Он все крепче и крепче прижимал меня к себе, то ли призывая меня остановиться, то ли продолжать, я не понимала.

Проснувшись раньше Дила, я заперлась в ванной, приняла душ и оделась. За завтраком мама загрузила меня деталями о том, сколько скинули и набрали ее знакомые с занятий по зумбе. Когда Дил спустился к завтраку, мама встретила его ехидным замечанием: «Кто-то выглядит слегка потрепанным!» Папа провел мне подробнейший инструктаж по устройству и эксплуатации «Вольво». Я горячо поблагодарила родителей за машину и пообещала, что скоро позвоню.

– Держи нас в курсе поисков работы! – напутствовала мама, демонстрируя скрещенные пальцы на обеих руках.

– Обязательно! – заверила я.

– Помни – неэтилированный бензин! – пригрозил пальцем папа. – Не повтори моей ошибки!

Родители рассмеялись и посмотрели друг на друга с выражением: «Да что с нами не так?»

Как только мы тронулись, пошел дождь. Дил закурил.

– Вот и апрельские ливни, – проронил он после продолжительного молчания, которое для меня стало первым мучительным молчанием в его компании.

«Интересно, он тоже это почувствовал», – гадала я, а вслух сказала:

– Сейчас март.

– Через неделю уже апрель.

– Черт, как быстро пролетает этот год.

Потребовалось некоторое время, чтобы тело вновь вспомнило технику вождения. Прошли годы с тех пор, когда я могла не задумываясь переключать передачи и контролировать зеркала. Но, как только мы выехали на автостраду, я почувствовала себя достаточно уверенной, чтобы включить радио. Я перебирала станции, пока не услышала финальный проигрыш песни «Я не хочу танцевать» группы Scissor Sisters[16]. Барабаня пальцами по рулевому колесу, я стала подпевать.

– Отстой, – фыркнул Дил.

– А мне нравится.

– А есть кабель? – спросил Дил, открывая бардачок.

Порывшись, он обнаружил лишь документы на машину и пару CD-дисков.

– Сомневаюсь, что здесь есть такая функция, машина реально старая.

– Наверное, твоему отцу это уже не пригодится? – спросил Дил, рассматривая этикетки на CD-дисках.

– Наверняка.

– Ну ладушки, тогда Guns n’ Roses или U2?

– Черт! А какой альбом U2?

– «Дерево Джошуа».

– Включай.

Дил вставил диск в стереосистему и пролистал первые пару треков. Я наблюдала за его руками – пальцы слишком длинные, движения неуклюжие. Но как ловко он ими орудовал прошлой ночью.

– О да! – прошептал Дил, когда зазвучала композиция «С тобой или без тебя»[17].

– Господи, – усмехнулась я.

Он закинул ноги на приборную панель и стал прихлопывать ладонями по бедрам в такт музыки.

– Не надо так, – не стерпела я, спихивая его ноги с панели. – Следы останутся.

Зазвучал припев – гнусаво и напыщенно, я потянулась к стерео и, нащупав кнопку, перевела диск на следующую песню. Джазовая гармония и переливающиеся арпеджио моментально взбодрили меня.

– Ой, я кайфовал от нее.

– Для вождения то, что надо.

– У меня тогда случился момент истины вместе с Боно[18].

– Придурок ты.

Так продолжалось всю дорогу: мы курили и спорили о том, какую музыку слушать и по какой дороге ехать, пока наконец не добрались до города. Мы вели себя резко по отношению друг к другу. Произошедшего прошлой ночью не касались, и Дил не поинтересовался о моих дальнейших планах, что для субботнего вечера было совершенно невероятно. Он поспешно и неуклюже выскочил из машины, когда я остановилась на красный свет светофора на Кэмден-роуд совсем близко от своего дома.

– До скорого! – крикнула я, когда он захлопнул дверь, словно посторонний пассажир.

Дил склонился и прижался губами к дверному стеклу, отчего меня слегка передернуло. На стекле остался слабый отпечаток. Поток машин снова двинулся, и Дил побрел своей шаркающей походкой прочь. Я опустила стекло на своей двери и закурила, вместе с дымом я впитывала запахи и образы Лондона: старые рокеры на Кентиш-Таун-роуд, цыпленок по-ямайски, шипящий жиром на противне уличного ларька, старинные фонари, установленные специально для съемок фильма «Мэри Поппинс возвращается». Теперь, за рулем автомобиля, я чувствовала, что этот город мой. Я уже забыла это головокружительное ощущение свободы, которое дает машина.

Дома я нашла записку от Фионы: «Курица в холодильнике, ее нужно съесть. Если захочешь, конечно!» Она, как и я, навещала своих родителей в Глазго. Я отправила в чат нашей группы сообщение: «Барбекю сегодня вечером у меня? Фиона уехала».

Мила ответила в личный чат, что у нее уже запланирован ужин с Найлом. Джесс дала согласие. Позвонил Пэдди и, как обычно, перед началом разговора cпел песню Джони Митчелл. В этот раз выбор пал на хит «C обеих сторон»[19], который он весьма прилично спел в манере релиза 2000 года.

– Привет, – подала я голос, дождавшись, когда он допоет.

– Так что там с сегодняшним вечером, что-то намечается? Мое хреновое свидание отменилось, так что я весь ваш.

– Как же так?

– Да не бери в голову. Я думаю, он все равно натурал. Так, праздное любопытство.

– Слишком праздное.

– В самый раз. Дело в том, что я рассчитывал перекусить, сам-то на мели.

– Фиона мне оставила полный холодильник.

– Господь благослови эту женщину!

– Джесс тоже свободна.

– Чудесно! Тогда я скоро приеду или как?

– Чем быстрее, тем лучше.

Я приняла ванну в надежде смыть налет жесткой воды вкупе с грехом прошлой ночи. Орудуя мочалкой между ног, я почувствовала не то чтобы боль, но легкое покалывание. Мое тело упорно цеплялось за воспоминания, которые я отчаянно пыталась изгнать из своего сознания. Позже, лежа на кровати, я добавила еще несколько строк к последней записи в дневнике.

В ночь умирающего года

Сказал ты, что не изменился

С тех самых пор, когда детьми

Играли мы, не понимая смысла

Этих игрищ.

Чем больше перемен,

Тем больше неизменного,

Сказал ты в поезде,

Вручая мне, как думала,

Секреты все свои.