Она попыталась перевернуть Валялкина, но сумела сделать этотолько с помощью Ягуна. Ванька кусал снег. Снег окрашивался красным. Припадении Ванька сильно ободрал щеку. Его левая рука была неестественновывернута. Таня не решалась даже дотронуться до нее, боясь, что Ваньке будет отэтого еще больнее.

– И везет же мне: снова магпункт! Тогда черномагическоеродео, теперь вот это… – с трудом выговорил Ванька.

К ним уже спешили Ягге и Соловей, но пока они были ещедалеко. Тренер прихрамывал, да и Ягге была уже не в тех годах, когдасоревнуются в беге со страусами. За Ягге и Соловьем семенили джинны сносилками. Их плоские бесформенные лица были отрешенно-безмятежными. Виднобыло, что джиннам фиолетово, сломал ли себе Ванька руку или шею. Если бы неперстень Повелителя джиннов, дни и ночи пребывавший на пальце у Сарданапала изаставлявший джиннов повиноваться, они давно бы уже смотались в пустынюустраивать песчаные бури либо залегли бы в кувшинах на океанское дно.

Поняв, что сейчас его унесут в магпункт и разлучат с Таней,Ванька протянул здоровую руку и стиснул ей запястье. Кажется, больше всего вэту минуту он боялся расстаться с ней. Держать, держать ее за руку и никогда неотпускать. До последнего момента, до последнего вздоха.

– Как ты? Цела? – выдохнул он.

– Да, да! Как же ты так? – спросила Таня.

Ванька еще раз укусил снег.

– Я подстраховал тебя не совсем удачно… Слишком высокаяскорость. Пылесосы столкнулись. Кто-нибудь из нас… ты или я… должен был… упастьвниз… Тогда бы другой упал на него и смягчил бы удар… Я подумал, лучше, еслиэто буду я… – пояснил он.

– Молчи! Ты с ума сошел! Зачем? – крикнула Таня.

Валялкин через силу улыбнулся. Он словно читал ее мысли.

– Если я умру, будь счастлива с Пуппером! Слышишь, ятак хочу! – сказал он.

– Но-но, не очень-то расшвыривайся! Таньки на дороге неваляются! – рассердился Ягун. – От перелома руки никто еще не умирал!И вообще, для умирающего ты говоришь слишком длинные предложения.

– Ягун, отойди! Ванька, да не нужен мне никакой Пуппер!Как ты этого не понимаешь, дурак? – плача, крикнула Таня.

Не отпуская ее руки, Ванька погладил Таню большим пальцем потыльной стороне ладони. Это было обычное для него проявление сдержаннойнежности.

– Нет, не надо перечеркивать жизнь… Пуппер тоже любиттебя. Он лучше меня. Он знаменитый, красивый, богатый… С ним тебе будетнадежно! – сказал он.

– Замолчи! Я его сглажу, этогоПупсера-Чупсера!.. – возмутилась Таня. – Разве ты не обиделся наменя, когда я притворялась, что не люблю тебя? И вчера, когда я устроила тебеэту сцену?

– Обиделся, да… Но все равно… не мог… забыть… Днем ястарался не обращать на тебя внимание, а вечером все равно думал только о тебе…– отрывисто сказал Ванька, закусывая губу.

Таня оглянулась на Ягуна. Кашлянув, внук Ягге деликатноудалился. Его окружили подбежавшие младшекурсники и члены сборной командыТибидохса, не решавшиеся подойти к Тане и Ваньке.

– Как он? – спросила Катя Лоткова, взволнованнозаглядывая Ягуну в лицо.

Баб-Ягун скорбно посмотрел на нее. Потом взял за рукав иважно отвел в сторону.

– Совсем плох. Умирает. Уже бредит, – отрывистосказал он.

– Бредит? – испугалась Катя.

– Да. Любовный бред – самая тяжелая формашизофренического бреда. В отличие от всех остальных форм бреда оннеизлечим, – серьезно пояснил Ягун.

– А ты сам часом не шизофреник? – подозрительноспросила Лоткова. Она уже начинала смутно догадываться, что ее водят за нос.

– А как же! Шизофреник, разумеется, – сготовностью подтвердил Ягун. – Проблески у меня бывают только по пятницам,начиная с девяти часов вечера. Кстати, что ты делаешь в ближайшую пятницу?Смотаемся куда-нибудь?

Катя фыркнула и отошла.

Ягге вместе с запыхавшимся Соловьем наконец подбежали кВаньке.

– Ну, Гроттер! Ну, Танька! Ну, Валялкин! – сипловыдохнул тренер.

Больше он ничего не смог выговорить.

Зато Ягге достаточно было одного взгляда, чтобы понять, чтопроизошло.

– Поднимайте его и несите в магпункт. Здесь я смотретьне буду… Руку зафиксировать в одном положении! И укутайте его во что-нибудь!Разве не видно, что у него озноб? – строго велела она джиннам. Ваньке жеона сказала: – Терпи, жених! Если ничего больше не сломано, скоро будешь наногах. Для постоянных клиентов у меня костеростки двойного размера плюс нагоняибесплатно.

Когда Ванька был уже на носилках, Ягге требовательнооглянулась на Таню:

– Стоп! И ее тоже в магпункт! Почему она на ногах? Аесли у нее внутреннее кровоизлияние?

Джинны двинулись было к Тане, заходя с двух сторон.

– НЕТ! – крикнула малютка Гроттер. – Я нехочу! Я буду с ним! Не подходите!

Верно уловив в ее голосе отчаянную нотку и заметивпроскочившую по кольцу красную молнию, Ягге сделала джиннам знак.

– Хорошо, барышня, можешь не ложиться на носилки и идтирядом со своим Ванькой, – терпеливо сказала она. – Но имей в виду, вмагпункте тебе все равно придется его оставить. Я разберусь с его рукой изаймусь твоими ушибами и ожогом. Только не говори, что их нет. В этом случае ярешу, что ты ударилась головой, и буду настаивать на обязательнойгоспитализации…

Так они и шли до самого Тибидохса. Ягге с Соловьем,безразличные ко всему джинны и Таня, которая шла рядом с носилками, держаВаньку за руку. За ними на некотором отдалении длинной процессией тянулисьмладшекурсники и сборная Тибидохса.

Неожиданно кто-то дотронулся до обожженного локтя Тани. Едване взвыв от боли, она повернулась. Рядом, с восторгом глядя на нее и дажеприподнявшись на цыпочки, чтобы лучше видеть, замерла девочка с белой косичкой.Та самая, что лезла с вопросами к Гуне.

– Я Маша Феклищева, – тонким голоском сказалаона. – Я очень хочу быть похожей на вас! Весь наш курс восхищается вами!

Таня мельком посмотрела на нее и кивнула. Ей все вдруг сталобезразлично. Все, кроме одного. Она шла рядом с Ванькой и бережно держала егоза руку.

Увязая в сугробах, джинны трясли носилки. Ванька стискивалзубы, чтобы не закричать от боли.

– Мы не расстанемся, никогда… Теперь уже никогда… Все,что было, все прошло, все закончилось… – шептала Таня, точно баюкая его.

* * *