Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Человечек мгновенно переменился в лице, всплеснул руками изакивал головой:
– Тише, тише! Вот вы, оказывается, по какому делу.Стало быть, желаете документ?
– Именно, и, если можно, поскорее.
– Так-так-так. – Человечек усадил Бориса в креслои забегал вокруг. – Значит, блондин, но не светлый, а скорее пепельный,глаза серые, рост…
– Скажите, а какое значение для документа имеет мойрост? – полюбопытствовал Борис.
– О, вы не понимаете! В таком деле все имеет значение!Прежде всего давайте выберем вашу национальность.
– Что?
– Ну, кем вы хотите быть: грузином, аджарцем, турком,итальянским коммерсантом… греком, наконец?
– Видите ли, в чем дело, – Борис не ожидал такойпостановки вопроса и несколько растерялся, – вряд ли я похож на грузина,сами вы только что заметили, что я блондин.
– Вот если бы вы были рыжий, – мечтательнопротянул человечек, – я сделал бы из вас распрелестного армянина… но,знаете, в Грузии лучше не надо. Из иностранцев тянете вы на немца, но немцевздесь не любят… Вот если по торговой части, турком…
– Я, уж простите, ни по-турецки, ни по-итальянски неговорю, – прервал его Борис. – Так что давайте сделаем меня русским.И фамилию какую-нибудь попроще…
– Вот это вы правильно! – обрадовалсячеловечек. – Никаких знаменитых фамилий, Голицыных там или Юсуповых. А тонекоторых гордыня обуревает, заказывают такое! На иного клиента смотришь – нужулик жуликом, а туда же – Юсупов!
Выбрали фамилию Расплюев. Зеленковский крикнул мальчишку ивелел ему отнести все данные Карлу Ивановичу.
– Вы не сомневайтесь, Карл Иванович – это талант,каллиграф отменнейший! Все сделает как надо, а вы, может быть, пока желаетесняться на память?
– Спасибо, не стоит.
– Может быть, вы желаете сняться в костюме, который носилсам Зелимхан, известнейший из самых страшных кавказских разбойников?.. Вы нежелаете? Напрасно! Вы, может быть, сомневаетесь, что этот костюм был на нем?Так я даю вам честное слово комиссионера, что это правда!
– Позвольте, – удивленно проговорил Борис, –какой же вы комиссионер, ведь вы фотограф, это не считая другой вашейпрофессии…
Человечек опять испуганно замахал руками:
– О той, второй, – ни слова!.. Я был в Польшекомиссионером, стал беженцем, а беженец может стать кем угодно! Я лично зналодного беженца, который на родине был клоуном, а в Петрограде стал кучером накатафалке. Веселенькая профессия! Как раз наоборот вышло… Я никогда в жизни неимел своей фотографической карточки, теперь, когда судьба забросила меня наКавказ, я купил по случаю эту крошечную фотографию и, работая смальчишкой-ретушером, имею себя в двадцати позах! Вы, может быть, хотитесняться на набережной на фоне «Франца-Фердинанда»? Он как раз только что пришелиз Константинополя.
– Нет, не хочу, – улыбаясь, сказал Борис.
– Напрасно… Верьте мне, жалеть будете. Белоснежныйкрасавец пароход, синее море… Вы сам – мужчина интересный, так что дамы оттакой вашей фотографии окончательно потеряют голову.
– Благодарю вас, нет желания.
Зеленковский вздохнул, прикрыл верхнюю губу нижней,насколько мог, потом еще раз вздохнул и сказал:
– Если не желаете на набережной, то снимитесь в горах.
– Благодарю вас, не стоит.
– Я, если желаете, поставлю за вашей спиной Арарат, уменя есть картонный. Вы не сомневайтесь, я сам писал его с натуры, когда был вАрмении… это очень легко… вы напрасно сомневаетесь… Вы берете кусок картона,делаете на нем два неправильных конуса углем и все внутри замазываете белилами…И Арарат в снежной одежде как на ладони!.. Желаете?
– Благодарю вас! – Бориса начал утомлятьназойливый человечек, но уйти он не мог – нужно было ждать документов.
– Значит, вы согласны сняться на фоне горы?
– Нет, значит, не согласен.
– Напрасно!
– Может быть!
– Ага, очень рад, что вы уже говорите «может быть»,стало быть, еще немножко, и вы со мной согласитесь!
– Нет, еще очень много до того, чтобы я с вамисогласился.
– Право, не знаю, что вам еще предложить? –задумался Зеленковский.
– Да ничего не надо, – теряя терпение, сказалБорис, – я подожду, пока принесут документы, и пойду.
– Вы не волнуйтесь. Карл Иванович работает хорошо, номедленно. Сами посудите: документ должен быть как настоящий… Ах, я забыл васспросить: может быть, вы хотите купить дачу?
Борис взглянул в лицо Зеленковского: оно было абсолютносерьезно.
– Хочу, – сказал Борис, с любопытством ожидая,каково будет продолжение разговора.
– Ну вот и отлично! – Зеленковский забегал покомнате, радостно потирая руки. – Наконец-то я вас хоть чем-нибудьзаинтересовал! Возьмем фаэтон и едем!
– Куда?
– На дачу Чечулия!
– Зачем?
– Посмотреть!
– Зачем?
– Ведь вы желаете купить!
– А разве этого достаточно?
– Я думаю: раз он хочет продать, то какой тут еще можетбыть разговор?
– Денежный.
– Ну, это само собой: без этого нельзя, не обойдешься безразговора, так как без денег тоже не обойдешься… Но вы же хотите серьезнокупить?
– Очень серьезно! – Произнеся это, Борисотвернулся, чтобы Зеленковский не заметил, что он едва сдерживает смех.
– Так за чем же дело стало? – вопрошалЗеленковский.
– За деньгами.
– У вас не найдется семидесяти тысяч турецких лир?
– Я очень рад, что произвожу на вас впечатлениеобеспеченного человека, но у меня не найдется и половины.
– Отлично! Я вам предложу за двадцать тысяч прелестнуюдачку, и, по совести говоря, она гораздо лучше той, дорогой… И с какой статипокупать за семьдесят, когда можно за двадцать?
– У меня нет и двадцати.
– Может быть, у вас нет свободных двадцати, так я вамустрою рассрочку…
– У меня нет и занятых двадцати: не у кого здесь, вБатуме, занять, – вздохнул Борис.
– Я найду вам и деньги, и дачу.
– Не проще ли будет, если вы найдете мне даровуюдачу? – Борис чувствовал, что от энергии Зеленковского начинает теряться.
Тот задумался, лицо его покрылось тенью. Борис вздохнул соблегчением, радуясь, что припер назойливого человечка к стенке. Но вдруг лицоЗеленковского стало светлеть подобно горам под лучами восходящего солнца,начиная со лба: разгладились морщины, затем прояснились глаза, и углы ртаотошли в стороны в улыбке.