слухи. И хуже того, многие тем слухам слепо верили. А там такого насочиняли, что Иван Иванович, весь это компот послушав, едва себя коньяком отпоил.

Обвиняли в том, что присвоил себе городскую баню. Что обещал отремонтировать центральную улицу, а вместо этого украл все выделенные деньги. Что двух своих любовниц назначил на должности в администрацию, и каждый месяц выписывал им миллионные премии.

И многое, многое другое.

Иван Иванович понял, что город стоит на грани катастрофы. Всю эту дрянь, весь этот возмутительный компот, смутьяны не только ведь пересказывали друг другу, они его без всякого стеснения вываливали прямо в интернет, на всеобщее обозрение. Вот это уже было просто опасно. Ибо за что любил Иван Иванович свой городок, так это за то, что никому до него вовне никогда не было дела. Задинск существовал в некой собственной реальности, являясь, так сказать, отдельной цивилизацией. Не приезжали сюда ни высокие гости, ни представители крупных СМИ. Тихо и незаметно жил городок, а ведь деньги, как известно, любят тишину. Поэтому чем тише жилось, тем больше денег скапливалось в кубышке Ивана Ивановича. Он уже даже начал строить довольно дерзкие планы по приобретению кое-какой недвижимости в одной из стран враждебного блока НАТО, потому как дома-то оно хорошо, а там все-таки надежнее. Да и разве не должно ему, мелкой сошке, равняться во всем на вышестоящих коллег?

И тут вдруг такая напасть.

Чуял, чуял Иван Иванович, чем может кончиться для него вся эта экстремистская деятельность отдельных несознательных граждан. Не того боялся он, что хулят его на каждом углу, величая вором и свиньей ненасытной. А того, что все это привлечет к его городку внимание большого мира. Как уставится он, большой-то мир, на него, Ивана Ивановича, своим всевидящим оком, так сразу же все наружу и выплывет. Понаедут сюда всякие, начнут копать, начнут фильмы о нем снимать. Разве что хватать да сажать их всех. Да ведь их же, иностранных агентов этих, только тронь, еще сильнее шум поднимется. А Иван Иванович ну совсем ни капельки не хотел шума. Что угодно, только не это. Ведь деньги любят тишину. А курочка, как известно, по зернышку клюет. Иван Иванович и был такой курочкой, которая тихо и по зернышку успела наклевать себе на хороший срок.

Рассуждал Иван Иванович так – пока мы у власти, бояться-то нечего. Уж мы этот народ в бараний рог согнем, рты-то ему заткнем, пусть только пикнет. С одной стороны, вроде и так. А с другой стороны – возникнет нужда в демонстративной расправе над каким-нибудь ворюгой, чем он не кандидат на эту жертвенную роль? Нет у него крепких связей с высокими покровителями, да и самого его не сильно жалко. Вот просто возьмут и упекут на радость черни. А за что, если подумать? Да ни за что. За то, что честно исполнял заветы партии. Да и заветы эти не он же сам придумал.

2

Ситуация ухудшалась с каждым днем. Сборища под окнами администрации начинали приобретать характер доброй традиции. Иван Иванович весь извелся, литрами пил коньяк и не знал, что ему предпринять. Оно, конечно, можно было прикрыть главного смутьяна – имелись на то проверенные методы. Начальник полиции был его двоюродным братом, тот давно предлагал подбросить гаду наркотики и закрыть его надолго. Но Иван Иванович опасался действовать столь дерзкими методами. Прикрыть-то прикроешь, а какой после этого шум поднимется. Не сборищ боялся он, а огласки. Ведь и сделано уже было немало, а еще большее предстояло. Если все сорвется – хоть ложись и помирай.

И вот как-то сидел Иван Иванович в своем кабинете, созерцая лики любимых высоких начальников, построивших такое прекрасное для него государство, и думал думу тяжкую. Как же быть? Завораживающе сиял в его воображении образ итальянской виллы, где бы он нежился в лучах заграничного солнца, подальше от всей этой родимой грязи и этого неблагодарного народишка, так и норовящего отнять у него заветную мечту.

Думал Иван Иванович, как побороть бросившее ему вызов зло в лице местного населения. Сила тут не годилась – огласка неминуема. Но и бездействовать нельзя – рано или поздно и это обернется той самой страшной оглаской.

И вдруг, в тот самый момент, когда очи его в немой мольбе устремились к начальственному лику, на Ивана Ивановича словно снизошло озарение. Будто из самого кремлевского поднебесья в голову его спустилась ниспосланная светлая мысль.

Иван Иванович понял, что нужно делать. Он победит грязный неблагодарный народец его же оружием: организует свой митинг, в свою поддержку. Ну, не столько в свою, сколько в поддержку политики президента – все-таки себя выше начальства ставить грешно и непростительно. Да не просто устроит митинг, а пригласит в город корреспондентов правильного телеканала, которые патриотично и в нужном свете преподнесут это мероприятие широкой общественности. И как увидят все огромную толпу, пришедшую постоять и погорланить в поддержку любимого мэра, то никто уже не поверит всем этим россказням грязных смутьянов, всему их вопиющему компоту. А Иван Иванович сможет и дальше клевать себе по зернышку в столь приятной для себя и денег тишине.

Озарившись светлой идеей, вызвал Иван Иванович своего верного помощника Валеру, и озвучил ему свой гениальный план. Но Валера, вопреки ожиданиям начальника, от восторга не запрыгал, и осторожно высказался в том духе, что осуществить задуманное будет непросто.

– Да что ты такое говоришь? – воскликнул Иван Иванович, возмущенный тем обстоятельством, что подчиненный, в силу тупости своей, не осознает гениальности руководителя. – Чего это – непросто? Неужели мы людей не нагоним?

– Думаю, мало кто согласится прийти, – сказал Валера.

– Ну, уж так и мало, – усомнился Иван Иванович. – Да одних пенсионеров сколько сбежится!

Но Валера на это замечание лишь скептически нахмурился.

– Что? – вскричал потрясенный Иван Иванович. – Думаешь, и бабки не придут?

– Не придут, – буркнул Валера, не поднимая глаз на шефа.

– Да как же так?

– Не любят они вас, Иван Иванович.

– Что? – вскричал изумленный Иван Иванович. – Как это – не любят? Как это они могут меня не любить? Да за что?

– За баню, – напомнил Валера.

– Ну, знаешь! – протянул Иван Иванович, буквально потрясенный до глубины души злопамятностью пенсионеров. Подумаешь, присвоил он единственную в городке общественную баню, куда все эти бабки и деды испокон веков ходили мыться. Подумаешь, устроил там увеселительный притон для себя и своих друзей. Так что с того-то? Что же, они теперь век его за это будут ненавидеть? Да и зачем этим старикам баня? Помыться