— Узнайте, кто звонит, прежде чем повесить трубку!

— Слушаюсь, сэр.

Не прошло и минуты, как она вернулась — глаза вытаращены,наколка чудом держится на одном ухе, — но на этот раз он ничего незаметил.

— Это мисс Рисколл, сэр. Из Турции.

Забыв о своей палке, он чуть ли не бегом бросился вмаленькую комнату, где у них стоял столик с телефоном и возле него жесткий,неудобный стул. Мистер Рисколл считал, что поговорить по телефону можно и безособых удобств. По его представлениям, телефон существует не для болтовни, адля того, чтобы сказать несколько слов по делу, он все время твердил этоАннабел, но та пропускала его слова мимо ушей.

— Да?! — крикнул он в трубку. — Да?!

В аппарате так хрипело и трещало, что он почти ничего неслышал. От волнения он даже забыл сесть. Горничная стояла рядом, замирая отстраха и не решаясь уйти.

— Мистер Рисколл?

— Да! Да!

— Вас вызывают из Турции.

— Да знаю я! Какого черта вы тянете?!Соединяйте! — прокричал он и почти тотчас же, услышав ее голос, ощутилмгновенную слабость в коленях.

— Дедушка? Ты слышишь меня?

— С трудом. Одри, куда тебя занесло, черт побери?!

— В Стамбул. Приехала сюда с друзьями на «Восточномэкспрессе».

— Проклятие! Нечего тебе там делать! Когда вернешься?

Услышав его голос, такой слабый и далекий, Одри чуть было неотказалась от своей затеи. Ее охватили сомнения. Но нет, надо с ним поговорить?

— Наверное, только к Рождеству.

Ответом ей было гробовое молчание, и она испугалась, что ихразъединили.

— Дедушка! Дедушка!

Он тяжело опустился на стул. Горничная бросилась вон, чтобыпринести ему стакан воды. Лицо у него стало совсем серое. Верно, какие-тодурные вести, мелькнуло в голове у перепуганной насмерть девушки, а он такойстарый, как он их перенесет!

— Какого черта ты там делаешь? И с кем ты там?

— На пароходе я познакомилась с очаровательной парой.

Они англичане. Мы с ними были на Антибе.

«Пусть считает, что и в Турции л с ними», — думалаОдри.

— Проклятие! Почему ты не возвращаешься в Англию?

— Вернусь… только позднее. Сначала собираюсь в Китай.

— Что-что?

Горничная протянула ему стакан, но он оттолкнул ее руку.

— Ты в своем уме? Там же война! Немедленно возвращайсядомой!

— Дедушка, ничего со мной не случится. Обещаю тебе. Яеду в Шанхай и Пекин. — Она сочла, что лучше не говорить ему ни проНанкин, ни про Чан Кайши, не то он еще больше перепугается. — А оттудапрямо домой.

— Но ты же можешь снова сесть в «Восточный экспресс»,доехать до Парижа, потом — на теплоход, и через две недели будешь дома.По-моему, это гораздо разумнее.

«Проклятие, — бормотал он себе под нос. — Совсемкак ее драгоценный папочка!»

— Дедушка, голубчик, ну пожалуйста… Мне так в Китайхочется! А потом домой. Клянусь!

У него на глаза навернулись слезы.

— Проклятие! Ты — как твой отец! Ни капли здравогосмысла! Китай — не место для женщины! Никому там сейчас не место, кроме самихкитайцев. Как ты доберешься?

«Что она делает? — думал он. — Это же безумие! ВотРоланд, черт его подери, вытворял такие же штучки!»

— Мы едем поездам.

— Из Стамбула в Китай? Ты хоть представляешь, какой этопуть?

— Да! Все будет хорошо!

— Что там у тебя за компания? Хотя бы приличные люди?

На них можно положиться?

— О да, вполне, уверяю тебя.

— Брось ты эти свои дурацкие уверения!

Он вне себя от гнева. Одри это понимала. Но попробуй тутчто-нибудь объяснить — такое расстояние и сплошные помехи!

У нее ушло восемь часов, чтобы дождаться разговора.

— Как ты, дедушка, здоров ли?

— Здоров… Разве тебе есть дело до моего здоровья?

— Как Анни?

— Ждет ребенка. В марте.

— Знаю. Я буду дома гораздо раньше.

— Надеюсь. В противном случае можешь вообще нетрудиться.

— Дедушка… Мне так жаль…

— Нет, никого тебе не жаль. Ты — как твой отец. Уж еслиделаешь глупости, то хоть не лги, пожалуйста. Никого тебе не жаль!

— Дедушка, голубчик, я люблю тебя…

Она заплакала. Он не мог говорить, он тоже плакал.Беззвучно.

— Что?

— Я люблю тебя!

— Не слышу!

Она слишком хорошо знала его уловки.

— Слышишь! Я говорю, я люблю тебя! И скоро буду дома…

Мне уже пора идти, дедушка. Я сообщу тебе мой адрес в Китае.

— Писать не буду, не жди.

— Просто хочу, чтобы ты знал, где я.

Он буркнул в ответ что-то неразборчивое, потом она услышала:

— Ладно.

— Передай поклон Анни.

— Будь осторожна, Одри! И друзьям своим скажи.

— Хорошо. Береги себя, дедушка.

— Придется. Кто еще обо мне позаботится?

Улыбнувшись сквозь слезы при этих словах, она простилась сним. Чарльз, который все время, пока она говорила, стоял рядом, обнял ее. А онаплакала, чувствуя себя бесконечно виноватой перед дедом за те страдания,которые ему причиняла. Хорошо, что она не видела его лица, после того как онповесил трубку. Он посидел, уставившись в стенку, потом с усилием поднялся наноги. Казалось, он постарел лет на двадцать.

Только он снова уселся в своем кресле в библиотеке, стараясьунять дрожь во всем теле, зазвонили у парадной двери.

Мгновенно выйдя из себя, он крикнул горничной:

— Кого там черт принес?

Вид у него был ужасный, лицо совсем побелело. Дворецкийпоспешил к двери. Пришли Аннабел с Харкортом. Они были приглашены к обеду.

— Какая нелегкая вас принесла? — гаркнул мистерРисколл.

Аннабел съежилась. Она и так себя ужасно чувствует, а тутеще дед ни с того ни с сего набросился на них.

— Дедушка, пожалуйста, не кричи. Ты ведь пригласил наск обеду. Ты что, не помнишь?

— Не помню! По-моему, вы это сами сочинили, чтобыпообедать у меня на дармовщину! — бросил он язвительно, глядя на внучку.

Аннабел вспыхнула, казалось, сейчас она хлопнет дверью иуйдет. Харкорт поспешил успокоить ее и зашептал: