— По-моему, ты совсем забросила свою косметику, любовьмоя!

Его не покидала тревога, что их путешествие окажется слишкомтяжелым для нее, но ничуть не бывало! Все трудности и лишения Одри переносила сзавидной легкостью, и, когда в Нангапарбате поезд сошел с рельсов и им пришлосьпройти пешком миль десять, он не услышал от нее ни одной жалобы. Развекакая-нибудь другая женщина выдержала бы это?

— Ну что, не жалеешь, что приехала?

— Нисколечко! — отвечала она.

Сбывалось все, о чем она мечтала, — неизведанный ипрекрасный мир, лишенный всяких примет цивилизации, такой, каким задумал егоБог: ни небоскребов, застилающих горизонт, ни асфальта под ногами, ниназойливых автомобильных гудков. Однажды ночью они лежали на продавленной узкойкровати в одной из тех гостиниц, где Чарльз обычно останавливался. Одри нежнопровела ладонью по его спине, он счастливо вздохнул, повернулся и обнял ее.

— И как тебя сюда занесло, сумасшедшая тыдевчонка, — сонно пробормотал он.

И мыс Антиб, и Готорны, и их друзья, и аляповатая роскошьотеля «Пара палас» в Стамбуле — все осталось в другой жизни, но Одри ничего ине надо было. Только эта узкая кровать в пустой комнате, этот неизведанный ичудный мир, этот человек, который лежит сейчас рядом с ней и в объятияхкоторого она засыпает каждую ночь…

— Чарльз?..

Уже засыпая, она снова прижалась к нему привычным движением,будто никогда в жизни иначе и не засыпала.

— Мм?

— Я никогда не была так счастлива.

Она уже тысячу раз говорила ему об этом. Он улыбнулся и,погружаясь в блаженный сон, прошептал:

— Сумасшедшая девчонка… давай спать…

Наутро им предстояло встать в шесть часов. Позавтракавкозьим молоком и сыром, они поспешили выйти, чтобы поспеть к поезду.

Миновав Исламабад, они к полудню достигли Кашмира. На этотраз их путешествие было менее тяжелым, хотя поезд выглядел совершеннодопотопно. В четыре часа поутру они прибыли в Ладакх. Чарльз взглянул назвездное небо. На душе у него было спокойно, и Одри мирно спала в его объятиях.

Поезд несколько раз останавливался, с великими усилиямипреодолевая подъем. Наконец он втащился на высоту около восьми тысяч футов, итеперь начался плавный спуск. Прежде чем они достигнут Лхасы и смогутотдохнуть, им предстоит проехать еще восемьсот миль. Чарльзу этот маршрут былхорошо знаком. По его расчетам, от Ладакха до Лхасы они должны были добратьсядня за два, однако на самом деле на это у них ушло трое суток.

В Лхасу они приехали совершенно измученные. Уже былопроделано две трети пути до Шанхая, но именно на этом этапе у всякогопутешественника возникает чувство, будто он никогда не достигнет цели.Гостиница, где всегда останавливался Чарльз и куда он привез сейчас Одри,прилепилась на вершине горы.

Куда ни кинешь взгляд, везде бродят в оранжевых одеянияхмонахи, некоторые из них поют. Здесь чувствуешь себя ближе к Богу, и труднопредставить, что где-то бесконечно далеко существует совсем другой мир. Душаневольно обретает здесь некий мистический опыт. Одри долго-долго стояла у окнаи думала об отце. Интересно, бывал ли он в этих краях… Потом они с Чарльзомпообедали при свечах рисом и бобовой похлебкой с мясом. Одри вполне утолилаголод, однако ее мучило любопытство — и, как оказалось, не напрасно! Чем же ихвсе-таки накормили? Когда выяснилось, что маленькие кусочки, которые плавали всупе, были на самом деле мясом змеи, Одри скорчила гримасу и рухнула напостель, чем ужасно насмешила Чарльза.

— А знаешь, — задумчиво проговорила она немногоспустя, — иногда мне кажется, что я видела фотографии этих мест в альбомахмоего отца…

Накануне она написала деду н постаралась объяснить, почемупустилась в это путешествие. Но что она могла ему сказать?

Ее прежняя жизнь так далеко ушла в прошлое, что казаласьпочти нереальной. Конечно, она ни на минуту не забывала о том, что оставиласвоих близких… впервые в жизни. Но Чарльз прав: они подуются на нее немного, апотом снова привычно сядут ей на шею…

Из Лхасы они сначала ехали па мулах, затем сели на поезд.

Им предстоял теперь долгий путь до Чунцина.

Больше тридцати часов они тряслись в старинном маленькомпоезде, затем их ожидало несколько пересадок, причем каждый раз времени было вобрез. Одри неожиданно для себя обнаружила, что погода здесь стоит довольнохолодная и люди одеты чуть ли не по-зимнему. Ее удивило множество курящих, нетолько мужчин, но и женщин. Они появлялись всегда как-то неожиданно,низкорослые, грубоватые на вид; дымили сигаретами и украдкой разглядывали их с Чарльзом,однако совсем не так дружелюбно, как, скажем, турки. Особенно им не нравилось,когда Одри их фотографировала. На железнодорожной станции, где они садились впоезд, направляющийся в Ухань[5], к Одри подбежали дети ипринялись дергать ее за рукав, как раз когда она наводила объектив на резкость.Одри, улыбаясь, обернулась к ним, но они с пронзительными криками кинулисьнаутек. Чарльз подхватил чемоданы, и они с Одри, полумертвые от усталости послебессонной ночи, пересели в очередной поезд.

Чарльз сразу же задремал, положив голову на плечо Одри.Пятеро пассажиров, ехавших с ними в одном купе, бесцеремонно уставились наОдри.

В этом переполненном поезде она чувствовала себя не в своейтарелке. В Турции и Тибете люди держались куда дружелюбнее и проще. В купе былотак тесно, что Чарльз не мог даже вытянуть ноги. Слава Богу, что хоть наостановках можно было выйти на несколько минут и немного размяться.

От Чунцина до Уханя они ехали целый день.

Одри спала, а Чарльз делал заметки в своих записных книжках.Послезавтра они доберутся наконец до Нанкина, где он надеялся встретиться с ЧанКайши.

Ему еще многое предстояло обдумать, главное — приготовитьвопросы, которые он будет задавать.

«Конечно, здорово повезет, если удастся повидаться с ЧанКайши», — думал Чарльз.

Ведь может случиться, что он зря прождет этой встречи.

Неделю-другую он готов подождать, его это вполне устроит.

Дел у него там по горло… И вообще ему нравится Китай.

В Учане они остановились в крохотной гостинице, где Чарльзууже приходилось бывать однажды и где было всего три комнаты.

Постояльцам здесь не могли предложить ничего, кроме риса изеленого чая. Одри уныло посмотрела в свою пиалу. Пожалуй, впервые онапочувствовала, как соскучилась по привычной пище.

Чего бы не отдала она сейчас за ростбиф или гамбургер! Скаким удовольствием выпила бы шоколадный коктейль…

— Не завалялось ли у тебя конфетки? — Одри снадеждой посмотрела на Чарльза.