Когда базовая способность к размножению становится меньше единицы, распространение возбудителя становится недостаточным для поддержания эпидемического процесса, и эпидемия прекращается. Иными словами, эпидемия прекращается или потому что возбудителю не дают распространяться дальше, или потому что возможность распространения исчезает сама по себе – в популяции остаются только невосприимчивые к возбудителю люди.

Пандемии чумы или какого-то иного инфекционного заболевания при отсутствии каких-либо противоэпидемических мер свирепствовали до тех пор, пока возбудителю было кого поражать. Затем пандемия угасала, оставляя после себя невосприимчивые к данному заболеванию популяции. Проходило какое-то время, люди размножались и умирали, количество невосприимчивых уменьшалось… Все возвращалось на круги своя, и возбудитель снова получал возможность широкого распространения. А если возможность существует, рано или поздно она будет реализована и вспыхнет новая эпидемия.

Оградить себя от эпидемий можно двумя способами.

Первый и самый надежный способ – уничтожение возбудителя как биологического вида, – возможен лишь тогда, когда возбудитель может обитать только в организме человека и нигде больше. Такие инфекции называются антропонозными (от греческого слова «антропос» – «человек»). Если возможно при помощи вакцинации создать у всех людей на планете стойкий иммунитет к возбудителю, то возбудителю станет негде жить, и он исчезнет, как исчез возбудитель натуральной оспы.

Но если резервуаром возбудителя служат животные – грызуны, насекомые или, скажем, не офисный, а настоящий планктон, – то полностью уничтожить возбудителя не получится. Всем диким грызунам прививки сделать нет возможности, точно так же, как нет возможности (и желания тоже) уничтожить весь планктон на планете. Остается одно – наблюдать. У животных, которые считаются резервуарами опасных инфекционных заболеваний, регулярно определяется содержание в крови антител к данному заболеванию. Для этого производится отлов отдельных особей в разных точках ареала их обитания. Если выясняется, что количество зараженных животных вдруг начало расти, срочно принимаются противоэпидемические меры. У того же планктона антитела не определишь, но зато можно брать пробы воды и смотреть, не появились ли в ней холерные вибрионы. Правильно организованное и четко выполняемое наблюдение за природными очагами инфекционных заболеваний служит надежной защитой от эпидемий.[38][39]

Если кому нужно, то вот завязка фантастического романа (автору не жалко, потому что фантастику он не пишет).

Отдаленно далекое будущее. Ученые научились лечить вирусные заболевания при помощи вирусов-векторов, используемых в генной инженерии для пересадки генов. Вирусы-векторы пересаживают людям гены, изменяющие строение клеточных рецепторов, к которым прикрепляются вирусы-возбудители. И вот настал знаменательный день, когда будет изменен последний рецептор…

Ну а что будет дальше – придумайте самостоятельно, вам же только завязку обещали. И имейте, пожалуйста, в виду, что роман ваш будет пользоваться успехом только в том случае, если сюжетные повороты окажутся неожиданными и непредсказуемыми. Тему превращения вирусов-векторов в паразитические вирусы можно даже не обдумывать – уж больно она предсказуема.

К слову – о вирусной теме в фантастической литературе. По скромному мнению автора этой книги, которое автор ни в коем случае никому не навязывает, лучшими фантастическими произведениями на эту тему являются рассказ Игоря Росоховатского «Шутка госпожи Природы» и роман Джона Кристофера «Смерть травы».

В рассказе Росоховатского больной раком бедняк излечивается, съев пораженный вирусом батат (вспоминаем, о чем говорилось в предыдущей главе): «Вирус растения победил вирус рака человека, если рак возбуждается вирусом? Или же вызвал сильную реакцию и перестройку деятельности нервной системы, неблагоприятную для опухоли, мобилизацию защитных сил организма?».

«Смерть травы» – это антиутопия. Вирус, вышедший в свет из китайской лаборатории сперва поражает посевы риса, а после мутирует и приобретает способность паразитировать на других злаковых растениях. Злаки повсеместно уничтожаются, наступает глобальный голод… Книга сильная, пробирает, что называется, до печенок.

Кроме инфекционных эпидемий, если кто не в курсе, существуют эпидемии психические, часто называемые «массовыми психозами». Но на самом деле массовые психозы являются разновидностью психических эпидемий. В основе массового психоза лежат подражание и внушаемость, но у психических эпидемий могут быть и другие «двигатели», способствующие бурному, «эпидемическому» распространению однотипных психических отклонений среди больших групп людей. Вирусы к психическим эпидемиям никакого отношения не имеют, много у них есть грехов, но в этом их обвинять нельзя.

Возбудителей инфекционных заболеваний нужно искать в крови или же в материале, взятом из пораженного органа, например – в жидкости, которая скапливается в плевральной полости[40] при воспалительных заболеваниях.

Как искать?

Брать микроскопическую капельку и рассматривать ее под микроскопом?

Во-первых, нет гарантии, что во взятой вами для исследования капельке обязательно окажется хотя бы один возбудитель. Микробы «кишмя-кишат» в крови лишь в особых, в особо тяжелых случаях.

Во-вторых, в «обычный», то есть световой микроскоп, можно увидеть только отдельные гигантские вирусы. Все прочие в световом микроскопе не видны. Для их визуализации нужен электронный микроскоп, дорогой, громоздкий, сложный в обслуживании.

Для обнаружения бактерий применяют метод посева – взятый у пациента материал (кровь, мокроту, плевральную жидкость и т. д.) наносят на искусственную питательную среду и исследуют то, что вырастет. Бактерии растут быстро, так что долго ждать не приходится. Зачастую можно поставить диагноз на основании характерного внешнего вида колонии, выросшей на питательной среде. Эти колонии могут подсказать, чем лучше лечить пациента. Чувствительность бактерий к тому или иному препарату определить несложно – нанеси каплю раствора на колонию и посмотри, погибнут ли в этом месте бактерии.