Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я дам тебе ключ от калитки. Запри ее, когда будешь уходить.
С этими словами он снял с шеи ключ, который висел у него на цепочке под рубахой, таясь в густых зарослях волос. Это был старинный железный ключ, выкованный кузнецом в форме двузубой секиры, увенчанной медвежьей лапой. При желании его вполне можно было использовать, как оружие, настолько он был тяжел, а лезвия остры. Олег взял его из рук старика с опаской и повертел, не зная куда деть. Потом повесил себе на шею, как до этого Тимофей.
– Иди, да скорее возвращайся, – сказал тот. – Мне многое надо тебе еще рассказать и передать, выполняя завет твоего деда волхва Ратмира, жреца Велеса.
Это прозвучало как торжественное напутствие. Олег ушел, чувствуя себя так, словно сам он начал сходить с ума, но пока еще был способен осознавать это. Когда он проходил мимо картины с медведем, ему показалось, что лапа зверя слегка дрогнула, а голова чуть качнулась, словно тот приветствовал его. Олег почти выскочил из дома и захлопнул дверь за собой. Прислушался. Но в доме было тихо, за дверью не раздавалось ни шагов, ни дыхания.
– Я точно схожу с ума, – пробормотал Олег, сходя с крыльца.
Будто в ответ на эти слова над его головой издевательски каркнула ворона. Он вздрогнул, но не обернулся, а только ускорил шаг. Выйдя со двора, он достал ключ и почти сразу увидел в калитке отверстие для него, которого раньше не замечал. Вложив в эту щель ключ, он провернул его. И услышал звук, напоминающий лязганье стального засова. Когда он вынул ключ, отверстие исчезло. Теперь калитка сливалась с оградой, став с ней одним целым, и найти ее мог только тот, кто знал о ней. Дом по-настоящему превратился в неприступную крепость, которую окружала стена, возведенная из бревен, по прочности не уступающих каменным глыбам.
Но Олег не стал думать над тем, зачем это было надо деду. И о многом другом, не менее странном, что с ним случилось за последние дни, тоже. Ему казалось, что его мозг может взорваться, если он начнет размышлять об этом. Он обернулся и увидел, как и говорил Тимофей, две тропинки, ведущие от дома в разные стороны. Он пошел по той, что была по левую руку от него. В его голове настойчиво звучал голос Тимофея, словно старик проник в нее и там поселился: «Никуда не сворачивая». И избавиться от него не получалось, как Олег ни старался.
Но говорить было проще, чем исполнять. Тропинка и в самом деле петляла, словно кто-то нарочно пытался усложнить путь. Она была словно живой. Раз или два Олегу даже показалось, что тропинка впереди него изогнулась буквально на его глазах, как ползущая по траве змея. Он шел, осторожно ступая, боясь сойти с нее, и мысленно смеялся над самим собой из-за этого страха. Но смех этот был поддельный, нарочитый. Он и сам это понимал.
Тем временем солнце зашло за верхушки деревьев и теперь уже не освещало окрестности. Деревья шумели листвой, стучали ветками, заглушая прочие звуки. Где-то в чаще раздалось уханье филина или совы, Олег плохо разбирался в этом. Но он знал, что это ночные птицы, просыпающиеся на закате для охоты в темноте. А, значит, ночь была не за горами, следовало поторопиться. Он уже начинал жалеть, что не послушался Тимофея и не отложил свою прогулку до утра. И он бы так и сделал, если бы ему не пришлось объяснять старику, почему он вернулся несолоно хлебавши. Ему было бы стыдно признаться Тимофею в том, что он струсил. Старик, конечно, ничего не скажет и вслух не осудит его, но презрительно сморщит свой носик, а его глазки насмешливо заблестят из копны волос. Одной мысли об этом хватило, чтобы Олег продолжил свой путь, презрев все опасности.
Уже начало смеркаться, когда деревья неожиданно расступились, и тропинка вывела его на цветущую поляну, посреди которой возвышался ладно срубленный из сучковатых бревен дом с остроконечной крышей, увенчанной флюгером в виде совы. Олегу показалось, что при его появлении сова крутнулась, будто от порыва ветра, и издала тихое уханье, словно предупреждая кого-то. Но, вероятнее всего, это скрипнул шест, к которому флюгер был прикреплен. А вырезанной из дерева совой забавлялся ветер, вынуждая ее издавать разные звуки.
Однако не успел он подойти, как дверь дома отворилась и во двор вышла женщина. Ее точный возраст было невозможно определить из-за повязанного вокруг головы цветастого платка, концы которого были туго завязаны под подбородком. Наружу выдавался только нос, длинный и чуть крючковатый. У нее были впалые щеки, туго обтянутые пергаментной кожей скулы, заостренный подбородок. Несмотря на лето, женщина была одета в короткую шубейку мехом наружу, наброшенную поверх бесформенного платья из плотной темной ткани. Это одеяние уродовало ее фигуру и внешне старило.
– Кто это здесь бродит по ночам, честным людям спать не дает? – недоброжелательно произнесла она.
– Вы, наверное, бабка Ядвига? – спросил миролюбиво Олег. – Мне о вас говорил Тимофей. Помните его?
– Этого старого дурака? – зло прозвучало в ответ. – Глаза бы мои его не видели еще сто лет. И какая я тебе бабка, добрый молодец? Или куриная слепота одолела?
И в самом деле, только сейчас Олег разглядел, что перед ним стоит довольно молодая еще женщина привлекательной наружности и с красивой фигурой, которые не могли скрыть ни низко повязанный платок, ни простая безыскусная одежда. Он не мог понять, почему сразу не увидел этого.
– Простите меня, – искренне повинился он. – В темноте не разглядел.
– То-то же, – удовлетворенно произнесла женщина. – Гляди впредь зорче и думай, прежде чем сказать.
Но ее голос звучал уже не так задорно, как до этого, и сама она буквально на глазах съежилась и сгорбилась, превратившись в одно мгновение снова из молодой привлекательной женщины в пожилую и уродливую. Олег встряхнул головой, прогоняя видение. Сгустившиеся сумерки мешали ему хорошо разглядеть собеседницу. И он возложил всю вину за свой морок на них.
– Мне Михайло нужен, – сказал он, чувствуя неодолимое желание как можно скорее уйти отсюда. – Он здесь живет?
– Здесь, – неприветливо буркнула бабка Ядвига.
Олег ждал продолжения, но она молчала. Тогда он осторожно спросил:
– А могу я его видеть?
– Нет, – последовал короткий ответ.
– А почему?
Этот настойчивый вопрос, по всей видимости, окончательно разозлил бабку Ядвигу, которая и без того уже была настроена по отношению к нему недружелюбно.
– Потому
