Хозяйка — Клоди, ее звали Клоди — никого не обходила своимвниманием, кроме «испанской принцессы». Той не предлагали ни еды, ни питья.

— Марина, кто эта девушка? — улучила минутку спросить Алена.— Почему она такая грустная, почему ничего не ест?

— Это Амели, кузина Мориса, сестра Бенедикта. Она оченьбольна и изуродована сыпью, но, говорят, раньше была необыкновенно,фантастически красива. Я, впрочем, ее не видела, так что передаю с чужих слов.А потом девушка вдруг заболела чем-то вирусным… Никто не знает чем, но вроде быподхватила она эту заразу в Африке, куда ездила в туристический вояж. Она почтигод лежала неподвижно, отказал позвоночник, потом началась ужасная экзема, онапоправилась килограммов на двадцать… Кое-как ее смогли поднять на ноги, но открасоты мало что осталось, к тому же у нее страшная аллергия чуть ли не на все— на запахи, на животных — она мало что может есть и пить. А кости у неесделались такие хрупкие, что чуть ушибется — и тотчас перелом, который можетсрастаться годами. Говорят, аллергия пройдет, если она начнет жить нормальнойжизнью, ну, в смысле, с мужчиной, но женихов маловато, несмотря на то, что оналюбимая дочь очень богатых родителей и приданое будет роскошным.

— А если просто так с кем-нибудь переспать? Зачем сразузамуж? — спросила легкомысленная писательница Дмитриева.

— Она очень религиозна, — вздохнула Марина. — Для нееотношения с мужчиной без брака немыслимы. Амели, наверное, ушла бы в монастырь,но страстно хочет детей. И она в монастыре уж точно погибнет… К тому же врачиуверяют: беременность и роды могут ее совершенно исцелить! Кстати, я тутслышала, что какой-то жених у нее все же образовался, причем он и сам человекне бедный, так что трудно сказать, будто это просто охотник за приданым. Онпарижанин, должен был приехать сам, но вот его что-то нет и нет, и беднаяАмели, конечно, сама не своя, боится, что он сбежал…

И тут, ну прямо как в кино или в романе, взвилась столбомпыль у ворот усадьбы, и из этой пыли явился длинный, приземистый, ярко-красный,волнующий, вульгарный, элегантный, вызывающий, сексапильный «Ягуар», изкоторого, не открывая дверцу (верх машины был опущен), выскочил, перекинувнаружу длинные ноги в черных джинсах и сапожках со шпорами, человек в белойрубашке, замшевой жилетке, перепоясанной патронташами, с двумя кольтами вкобуpax…, Ковбой, как есть ковбой! Ну и в «стетсоне», само собой разумеется!

«Та-ак… — обреченно сказала себе Алена. — Появился „стетсон“номер пять. И сколько будет еще?»

Упруго приземлившись, ковбой выхватил из кобур пистолеты ипальнул в воздух. Потом дунул в стволы, крутанул их вокруг пальцев и сунул вкобуры.

Эффект был полный! Мужчин словно к земле пригнуло, а женщинырасцвели, как цветы, потому что ковбой, окинув взглядом обращенные к немувосхищенные лица, никого не обидел, умудрился обласкать взглядом каждую.Когда-то Алена знала одного такого умельца высекать искры из женских сердецодним взглядом. Звали его.., ну да, понятно, как его звали. Она, правда,считала, что этот субъект — уникум в своем роде, но вот сыскался же у негодвойник!

— Габриэль! — воскликнул Бенедикт. — Привет! Все нормально?Куда же ты запропал?

Подмигнув ему, ковбой по имени Габриэль легкой, танцующейпоходкой подошел к «испанской принцессе», глаза которой засияли нестерпимымсчастьем, и склонился к ней:

— Все в порядке, любовь моя. У меня забарахлили тормоза вмашине. Но сегодня ведь у всех выходной, ни в одной мастерской не найдешьмеханика. Проще оказалось купить новый автомобиль, чем отремонтировать старый,но салон на весь Тур работал только один, а там не нашлось ничего приличного,кроме этого зверя. Строго говоря, костюму моему требовался «Мустанг», но, увы,пришлось оседлать «Ягуара». Так что извините, мсьедам, если мое появлениепоказалось вам вульгарным, но я всего лишь жертва обстоятельств.

Все вразнобой принялись уверять, что машина великолепная, акостюм чудесный, что Габриэль непременно получит первый приз, и они очень радыпознакомиться…

— Ага, — сказала Марина, — так это и есть жених бедняжкиАмели. — Ни-че-го себе!

— Обворожительный мужчина, — задумчиво пробормотала Сильви,державшая на руках Лизочку, которая тоже не сводила глаз с ковбоя. — Радитакого стоило страдать.

— Да! — заявила вдруг Лизочка, которая, конечно, непонимала, что говорит. А может, и понимала. В любом случае, устами младенцаглаголет истина!

Марина расхохоталась, Сильви и Алена обменялись взглядамиопытных, кой-чего повидавших на своем веку женщин.

— Я его где-то видел, — буркнул Морис, сделав вид, чтоничего не произошло. — Точно, видел.

— Он из Парижа, — сказала Сильви, как будто это что-тообъясняло.

— Мама, в Париже с пригородами живет чуть не десятьмиллионов человек, — раздраженно буркнул Морис.

— Но ты ведь знаешь, как тесен мир, — примирительно сказалаего мать. — А Париж на самом деле не такой уж большой город, даже где-томаленький. Ничуть не удивлюсь, если этот мсье Габриэль окажется одним из тех,кого ты чуть не каждый день видишь по пути на работу или встречаешь в вашемлюбимом аукционе Друо.

И она, передав Лизочку Марине, отошла к одной из своихсестер, матери Амели, у которой, конечно, можно было разузнать все доскональнооб интригующем ковбое Габриэле.

— Гулять! Вон туда! — потребовала тем временем Лизонька,махнув в сторону ворот, и Алена встрепенулась:

— Марина, дайте ее мне. Я с удовольствием пройдусь.

— Но ваша нога… — нерешительно пролепетала Марина.

— Да с ней ничего страшного, честное слово, — отмахнуласьАлена. — С тех пор как сняла эту чертову шину, я чувствую себя так, будтозаново на свет народилась.

В общем-то, так оно и было, и Алена просто никак не моглапонять замысла судьбы, которая подложила ей такую грандиозную свинью набиблиотечной лестнице. Главное, хоть бы что-нибудь украли! А то ведь ничего,ровно ничего!

Она понесла Лизочку к воротам.

— Алена, у вас телефон с собой? — крикнула Марина, и Алена,успокаивающе похлопав по сумке, висевшей через плечо, перехватила любопытныйвзгляд ковбоя Габриэля. Наверное, его удивила незнакомая речь, ведь Маринаговорила по-русски, однако у Алены почему-то мурашки пробежали по коже, когдаиз-под полей черной шляпы на нее глянули темные прищуренные глаза.

«Эффект „стетсона“!» — попыталась она объяснить себе своесостояние. Объяснила, но легче от этого не стало.

В любом случае она вздохнула свободнее, оказавшись заворотами.