Они с Лизочкой довольно долго ходили по дороге, близ которойстояли в окружении красивых садов просто-таки роскошные строения, новые истарые, к которым не подходило ни одно слово в мире — ни «дом», ни «здание», атолько — «вилла»; внимательно разглядели все цветы на всех клумбах, все флюгерына всех крышах, всех кошек на всех заборах (почему-то здесь было много кошек, ипри виде каждой, какого бы цвета она ни была, Лизонька принималась кричать:«Минет, Минет!»). Они перепели все известные им песни, причем не по одномуразу, а потом Лизоньке, судя по всему, надоело сидеть на руках. Она заявила:

— Ногами! — и, стремительно соскользнув на землю, побежалавперед.

Алена пошла за ней, но дорога повела под уклон, Лизочкапустилась бежать со всех ног, и угнаться за ней оказалось трудновато. Да ещечертова дорога петляла, и какая-нибудь шальная машина могла в любую минутувылететь невесть откуда… Словом, Алена была вне себя от беспокойства и от вновьпоявившейся боли в колене, пока не нагнала Лизочку на относительно прямомучастке дороге. Девочка стояла на обочине и как завороженная глядела в сторонуочередной прекрасной виллы, стоящей в глубине очередного чудного сада. Аленаподхватила ее на руки. Нога заболела еще сильнее, но ребенок, против ожидания,не стал рваться, а прижался к Алене и приглушенным голосом сказал:

— Боисся.

Это означало — «Я боюсь».

— Чего ты боишься? — удивилась Алена.

— Гуси боисся.

— Какие гуси? Где?

— Красные…

Что-то зашелестело за спиной, она оглянулась и увидела, чтостоит, оказывается, метрах в десяти от пруда, в зеленой, спокойной водекоторого полоскали ветви классические плакучие ивы. На поверхности водыколыхались вблизи берега не менее классические ненюфары, а по мелкомузолотистому песочку прогуливались три веселых гуся: один серый, два белых.Красных среди них не было, но все равно: гуси были немаленькие и вид имелинеробкий, потому и неудивительно, что Лизочка испугалась. Правда, странно, чтопри этом она смотрела не на гусей, а в другую сторону, на дом.

Может, Алена чего-то не поняла?

— Где гуси? — еще раз спросила она, и Лизочка прошептала:

— Там, дома. В окошке. Красные…

— Ну что за глупости, в каком окошке?!

— Вон в том. — Лизонька махнула в сторону дома, и вдругАлена в самом деле увидела гусиную голову, приподнявшуюся над подоконникомоткрытого настежь окна.

Голова высунулась и исчезла.

— Ну это просто феодалы какие-то там живут, — пробормоталаАлена. — В такой роскошной вилле держать гусей?! Может, у них во время обедасобаки хватают кости со стола?

Гусиная голова снова высунулась снизу каким-то странным,змеиным движением, и у Алены дрожь прошла по спине. Она и сама не могла понять,откуда взялся этот страх, который внезапно ее охватил, почему она вцепилась вЛизочку и оттащила ее от виллы.

— Боисся красные гуси, — пробормотала та, утыкаясь в Алениноплечо.

— Я тоже, — призналась шепотом Алена. — Пойдем отсюда. Я вонтам видела ягодки…

Они прошли за поворот дороги и поднялись на небольшойвзгорок, весь покрытый кустами ежевики. Ягода была спелая-спелая,черно-матовая, такой сладкой ежевики и в таком количестве Алене еще неприходилось видеть.

— Это что, маника? — обрадовалась Лизонька. — А почему оначерная?

— Ну, это такая специальная черная малинка, — пояснилаАлена, — она называется «ежевика». Давай я буду собирать, а ты есть.

— Да, — разрешила Лизочка, — собирай.

Дело пошло. Алена обобрала один куст, второй, третий…Лизочка знай открывала рот. Такая страсть к еде была на нее совершенно непохожа.

«У нее разболится живот! — наконец с ужасом подумала Алена.— Что ж я делаю?»

Но оторвать Лизочку от «черной маники» было совершенноневозможно.

На счастье, в сумке зазвонил мобильник.

— Алена, вы где? — раздался голос Марины.

— Да где-то тут, — туманно объяснила Алена. — На каком-тохолме. Едим ежевику с куста. Уже три объели!

— И Лизка ест?! — не поверила ушам Марина.

— Она-то и ест, — уточнила Алена, — а я только собираю.

— Морис, ты представляешь? — закричала куда-то в сторонуМарина по-французски. — Алена говорит, что Лизочек ест ежевику, и они ужеобобрали три куста.

Морис что-то ответил, Алена не расслышала.

Марина расхохоталась и повторила:

— Он сказал: «Этого не может быть. Это не моя дочь!»

— Его, его, — подтвердила Алена. — Теперь не знаю, как ее откустов оторвать.

— Оторвите как-нибудь, — попросила Марина. — Бенедикт иПаула уезжают, и еще некоторые гости, они хотят с Лизочкой попрощаться. Можетбыть, вы ее приведете?

«Паула, — сообразила Алена, — это жена Бенедикта, котораябыла в платье с разрезами. Красивое какое имя! И девушка красивая. А ужплатье-то…»

— Ну, я попробую… — нерешительно сказала она, предвидявойну, которая непременно разыграется. Однако зря боялась: Лиза объелась,устала, к боевым действиям была совершенно не склонна, а хотела только спать.Поэтому Алена совершенно спокойно ушла с холма, унося на руках сонного изабывшего все страхи ребенка. Однако какое-то беспокойство все же томило самуАлену, и она рада была уйти.

Задремавшая Лизочка раскапризничалась, когда ее попыталисьоторвать от удобного Алениного плеча ради прощания с дядюшкой и тетушкой, ипринялась причитать:

— Сок, сок…

Само собой, решили, что она хочет пить. Немедленно принесличетыре вида сока: ананасный, яблочный, оранж, то есть апельсиновый, ивиноградный. Лизочка пить не стала, зарыдала и продолжала стонать:

— Сок, мой сок!

— Боже! — вдруг воскликнула Марина. — Да ведь не сок, апоясок! Поясок от ее платья! А где он? Потеряли?

— Где сок? — прорыдала малявка. — Теряла Неня!

И дочка с мамой укоризненно уставились на Алену.

Ну да, наша растяпа растяповна не только не заметила, когдаэтот самый поясок потерялся, но и вообще не знала, был ли он!

Наверное, был.