Что-то она сегодня кругом виновата. Ладно хоть, дорогиедрузья не знают, кто ночью выпустил из дому Минет!

— Лизочка, а ты не помнишь, где мы его потеряли? — робкоспросила Алена, малодушно желая хотя бы часть вины переложить на хрупкиедетские плечи.

— Где гуси боисся, — всхлипнула Лизонька. — Я хотела гусигонять и потеряла. Красные гуси!

— А! — радостно воскликнула Алена, которая уже пересталаобращать внимание на бессмысленный эпитет «красные». Может, имелось в виду, чтогуси были красивые? Нет, понятно: страшные! Лизонька часто коверкала слова.Красные — то есть страшные. — Я знаю, где это было. Сейчас сбегаю!

И она выскочила за ворота.

«Где гуси боисся» — напротив ворот той виллы, где гусинаяголова показывалась в окне. Алена трусила по дороге, на всякий случай озираявсе обочины. Нет, чудес не бывает… А вот и пруд заблестел под солнцем, вот игогот гусиный слышен, нечего бояться!

Нечего, а страшно. «Красно», как, наверное, сказала быЛизонька.

Белый поясок Алена увидела издали и остановилась. Он лежал усамой калитки ограды. Интересно, когда Лизонька успела туда подбежать? Калитка,кстати, была приоткрыта.

А в прошлый раз, когда они стояли тут, была открыта калиткаили нет? Но какое это имеет значение?

Никакого.

Гуси загоготали неожиданно громко.

Алена нерешительно оглянулась и вдруг увидела между ивами,окружающими пруд, мужскую фигуру.

Наверное, это хозяин виллы. Наверное, следует поставить егов известность о том, что Алена не какая-нибудь злоумышленница, которая ищетподходы к его вилле, просто хочет подобрать детский поясок.

— Извините, мсье… — окликнула было она, но мужчина как развышел из тени деревьев, и Алена поняла, что это никакой не хозяин виллы, а«стетсон» номер пять — Габриэль, жених Амели.

— О, какая встреча! — сказал он, поглядывая из-под полейчертова «стетсона». — А где младенец? Потеряли?

— Только его поясок, — холодно ответила Алена, почему-тообидевшись. — А вы что здесь делаете?

— Гуляю, — сообщил Габриэль. — Видел, как вы бродили тут свашей девочкой. Премилое было зрелище, особенно около ежевики.

— Мерси, — пробормотала Алена.

Интересно: значит, он тут уже довольно давно?

А почему не сидит рядом с невестой? Или напоследок глотаетсвободу полной грудью, предвидя, что еще насидится около Амели, когда онастанет его женой?

Но это их личные трудности. А что все Девы жуткие циники,давно известно.

— Извините, — сказала вдруг Алена, — а вы не можете поднятьэтот поясок? Вон он, лежит около калитки.

Если Габриэль и удивился просьбе, то виду не подал и ничеготакого не сказал, типа: а вы что, мадам, без рук, без ног, что, сами не можетеподнять свой поясок?

— Avec plaisir, — поклонился Габриэль, — с удовольствием.Сам должен был догадаться, спасибо, что напомнили о правилах хорошего тона,мадам… Кстати, извините, не знаю, как вас зовут, не имел чести бытьпредставленным.

Хотя Алена Дмитриева со своим далеко не совершеннымфранцузским с превеликим трудом пробивалась через нагромождения незнакомыхоборотов, она обожала такие фиоритуры из любезностей и улыбнулась «стетсону»:

— Меня зовут Алена Дмитриева, я русская.

— Ален Дмитриеф, — повторил Габриэль, делая, как это водитсяу французов, ударение на последнем слоге.

Она поправила, он повторил, но опять не правильно, послечего оба улыбнулись, глядя друг на друга: он — с извиняющимся выражением, она —снисходительно, потому что знала об органической неспособности французовпроизнести любое слово иначе, чем они привыкли: с ударением на последнем слоге.Гамлет, Макбет и все такое прочее.

— Можете называть меня Элен, — сказала Алена, — если этолегче.

«А какая тебе забота, как он тебя будет называть? — спросилмелкий пакостник, которого принято называть внутренним голосом. — Вы сегоднявстретились — и сегодня же расстанетесь, и вряд ли когда-нибудь еще увидитедруг друга… Или ты была бы не прочь продолжить знакомство с этим волнующиммсье?»

— Прошу прощения, но вы не Элен, — покачал головой Габриэль,глядя чуть исподлобья, и Алена ответить на вопрос своего внутреннего голоса неуспела. — Нет, вы не Элен, вы именно А-ле-она… Теперь правильно?

— Правильно, — удивилась она, причем удивилась не столькоэтой удаче француза (подумаешь, велика ли премудрость?), сколько тому, как жеон с полувзгляда угадал: она действительно по сути своей не Элен. И даже неЕлена, а именно Алена. — Как вам это удалось?

— Ну, мне очень хотелось научиться, — усмехнулся Габриэль иснова поглядел исподлобья.

Поглядел он так, что Алена просто должна, просто обязанабыла спросить: «Почему?» Но она в свое время уже столько раз попадалась на этилюбовные удочки, закидывать которые Иго.., короче, понятно кто, был великиммастаком (он вообще был заядлый рыбак, и Алена еще раньше, до начала их романа,вообще предполагала, что у парня вместо чего-то самого важного спиннинг, авместо сердца — рулетка, ну да, он еще и в рулетку обожал играть… Потом-то онапоняла, что с интимным местечком у него все обстоит как надо и даже очень-оченькак надо, а вот сердца, увы, нет вообще… Или просто ей не удалось его сердценащупать.., ведь залезть мужчине в душу куда трудней, чем, пардон, в джинсы, вбрюки, в плавки, в пижамные штаны — нужное подчеркнуть!). Словом, ничего неспросила Алена, лишь бегло улыбнулась, и ее собеседник, который, судя по всему,не лишен был такта, тему развивать не стал, а только сказал, что его зовутГабриэль Мартен (Мартэн, произнес он, как и подобает французу) и что он,пожалуй, пойдет поднимет поясок.

Алена смотрела ему вслед и размышляла, кем он может быть пожизни. В этом своем маскарадном костюме похож именно на ковбоя, так что неисключено, что занимается разведением скаковых лошадей, или объезжает их, иливыступает на них в цирке, или играет ковбоев в кино. Она покашляла, чтобы подавитьнепрошеный хохот, и заметила, что Габриэль уже поднял было Лизочкин поясок, ноне выпрямляется, а так и стоит, нагнувшись, разглядывая что-то на траве.

Покачал головой, встал на одно колено, еще посмотрел натраву, потом оглянулся и махнул рукой:

— Извините, Алеона, вы не могли бы сюда подойти?

Она вздохнула и пошла к калитке.