И, не вдаваясь в дальнейшие объяснения, раздвинул рукой ягодицы прижатого к земле ашанти и пропихнул перец ему в анус.

Мунго издал звериный вопль и с такой силойрванулся из–под прижавших его к земле охранников, что те кубарем полетели в стороны и, держась руками за ягодицы, начал скакать вокруг, как одержимый, а суданец катался по земле и хохотал, держась за живот и захлебываясь слюной.

– Никогда не дает осечки! Никогда! – всхлипывал он, давясь от смеха. – С этой штукой в заднице он добежит без передыха до самой пустыни. А ну–ка! Давай следующего…

Два негра ринулись к старшей из сестер. Та, корчась и извиваясь, начала было рыдать во весь голос, но Мунго, не перестававший скакать и завывать, умоляюще поднял руки и закричал:

– Хватит! Хватит! Достаточно! Не позволяйте им сделать это… Вставайте! Идите, идите! Достаточно одного меня! Как все горит! Ох, какой ад! Самый настоящий ад…

Рабы медленно поднялись на ноги, впечатленные увиденным, они не стали дожидаться, чтобы суданец повторил свой приказ и пошли по следам Амина так быстро, как только могли, а Сулейман сидел поддеревом, держался за живот и, смотря им в след, трясся от хохота.

– Всегда работает. Никогда не подводит. Никогда…

Около четырех часов вечера они догнали одинокого всадника, что не спеша ехал на своем мехари, покачиваясь в высоком седле.

– Ассалам алейкум, – поприветствовали они его.

– Ассалам алейкум,– ответил он.

– В верном ли мы направлении едем к лагерю Кель–Талгимусс?

– В верном, – подтвердил всадник. – Это лагерь моего двоюродного брата, Эль Каид Али, которого я еду навестить… Зовут меня Мулай, я из племени Людей Копья. Если сможете следовать за мной на этом автомобиле, то доберемся туда еще до темноты.

– Но наш автомобиль быстрее твоего верблюда, – неблагоразумно возразил Давид.

На что турег, по имени Мулай из рода Людей Копья, лишь добродушно рассмеялся и, подхлестнув своего мехари, понесся быстрой рысью, ловко огибая дюны и кусты, через которые джип не мог проехать, а потому приходилось делать большие «крюки», чтобы догнать всадника, который временами настолько удалялся, что они теряли его из вида.

Когда, спустя полчаса потеряв его из вида, но продолжая следовать по следам, нашли сидящим на коврике и спокойно курящим трубку с длинным чубуком, притормозили, чтобы передохнуть самим и дать остыть мотору. Туарег взглянул на них, не произнеся ни слова, сложил свои вещи, опять забрался в седло и понесся вперед короткой рысью, выискивая на этот раз путь пригодный для проезда автомобиля.

– А джентльмен, однако, – прокомментировал Давид. – Не стал хвастаться победой. Тактичный человек.

– Туареги – все вежливые люди, – объяснила Миранда. – Самый высокомерный, самый аристократичный и гордый народ из всех, живущих в Африке, да и, наверное, во всем мире. Самые последние джентльмены на планете, единственные, кто продолжают оставаться свободными, в отличие от всего остального человечества, пронумерованного и пересчитанного.

– Я думал, они дикари.

– Дикари? – возмутилась и удивилась Миранда. – Мир, в котором они живут, среда обитания – да, примитивная и дикая, но не они сами. Во всех африканских городах можно встретить африканцев, работающих водителями такси, сидящих в офисах, но, тем не менее, в своем сознании, в своем менталитете они остались в каком–то доисторическом состоянии… Но только не туареги. Они могут понять самые сложные теоретические споры и излагать запутанные философские проблемы. Если их перевезти в город, то они мгновенно становятся хозяевами любой ситуации и начинают вести себя так непринужденно, словно находятся в родной пустыне.

– Трудно себе представить такое.

– Они удивительные, существует мнение, что они произошли от европейских крестоносцев, заблудившихся в песках после баталий на Святой Земле.

– И ты веришь в это?

– Почему бы и нет? Полагаешь, лучше будет думать о них, как о потомках карфагенян, уцелевших после резни Сципиона? Пустыня полна тайн… Так почему бы не удивляться происхождению туарегов?

Замолчала, задумчиво смотря вперед, на нескончаемую череду дюн. А Мулай тем временем поравнялся с небольшим стадом коз и верблюдов, которое пас маленький пастух – негритенок из рода «беллах». Он разговаривал с ним, не слезая с седла, мальчишка что–то отвечал и несколько раз показал на юг.

Когда подъехали поближе, то мальчишка круглыми от удивления и ужаса глазами уставился на повозку, что двигалась по пескам сама по себе, отпрыгнул в сторону и отбежал метров на сто и оттуда, с безопасного для себя расстояния, наблюдал за происходящим, и это немалым образом развеселило туарега.

– Он говорит, что лагерь моего двоюродного брата совсем рядом… А ещё говорит, что в той «грара», за дюнами, пасется стадо газелей… Жены моего брата приготовят великолепный кускус с мясом газели. Но, к сожалению, у меня не осталось патронов… У вас нет ружья?

Миранда выключила мотор, они с Давидом вышли из машины, из багажника вынула охотничье ружье и протянула Давиду, но тот отказался и показал на туарега:

– Уверен, он лучше справится с этим.

Мулай взял ружье, покачал в руке, осмотрел с видом знатока и удовлетворенно кивнул.

Путь занял минут десять, наконец, мальчишка приложил палец к губам и указал на ближайшую дюну.

– Когда выстрелю, не шевелитесь, – попросил Мулай. – Таким способом сможем подстрелить еще одно животное.

Взбирались по склону дюны почти ползком, песок тонкими ручейками скользил вниз по склону. Добравшись до вершины, осторожно выглянули из–за края и сразу же увидели все стадо: красавца самца ростом не менее полтора метра от кончика рогов до копыт, и с ним семь самок, поменьше ростом, три из которых были с телятами.

Животные стояли неподвижно, будто высеченные из мрамора, а туарег тем временем медленно, очень медленно, очень плавно, как хамелеон, охотящийся на муху, поднял ружье и прицелился.

Грохнул выстрел и одна из самок, та, что была без теленка, рухнула с перебитой шеей. Эхо выстрела покатилось по равнине, среди камней и песка, над кустами и пучками сухой травы и растворилось вдалеке, унося с собой кровавую новость.

Тишина пустыни разлетелась вдребезги, священное равновесие природы рухнуло, грохот и смерть облетели «грара», но, несмотря на это, газели не сдвинулись с места ни на миллиметр, остались стоять на своих местах, демонстрируя полное безразличие к произошедшему, словно ничего и не случилось.

Некоторые, все–таки, перестали щипать траву и подняли головы, но никто не проявил ни малейшего признака страха. Звук выстрела не имел для них никакого значения и в их понимании никак не был связан со смертью или опасностью. Пока враг не будет виден, пока его запах не будет услышан – не существует причин для беспокойства.

Одна из газелей, что стояла ближе всех, не спеша подошла к мертвой. Обнюхала ее, но та точно так же могла лежать и спать или отдыхать. Кровь, сочащаяся из раны на шее, не произвела на нее никакого впечатления.